Моя Заноза. Никому не отдам!. Ольга Николаева

у меня ядовитая. Помнишь?

      Твою мать! Твою же гребаную мать!

      Какого лешего, какого хрена же?!

      – Нужно убедиться.

      Нет уж.

      Так просто она не отделается от меня! Явилась – пускай теперь сама расхлебывает!

      – Сёмочка… Хороший мой… – Она отлипает от Мэтта окончательно. Чтобы прижаться ко мне. Пощекотать подбородок острыми розовыми ноготками…

      Я, как истукан, смотрю в бездонные глаза и ничего не могу поделать!

      Перебираю все известные матерные слова – и молчу.

      Не вылезают из меня. Застряли в горле.

      – Ты же сам когда-то сказал: лучше поцеловать гюрзу, чем ко мне притронуться. – Пухлые губы, еще блестящие от поцелуя с Мэттом, растянуты в ехидной улыбке.

      – Стася. Какого хрена ты здесь делаешь? – Хриплю, как после тяжкого перепоя. В голове – только звон от прихлынувшей крови. Это же просто невозможно!

      – Пришла на праздник. А что такое?

      Капли воды на коже давно испарились. И она тоже высохла.

      Между нами нет ни молекулы воздуха: только наши воспаленные тела, трущиеся друг о друга. Ее изящная коленка, зажатая между моих ног…

      Все условия, чтобы прямо сейчас ее поиметь! С толком, с пониманием, с кайфом, с расстановкой… Только выгнать всю эту охреневшую от шока толпу, чтобы советами не задолбала!

      – Почему. Ты. Здесь?!

      – Так ты меня будешь целовать? Или уже передумал? – Ей плевать на мои вопросы. Хитро облизывается, дразня язычком, едва видным сквозь приоткрытые губы.

      Воздух застыл от напряжения.

      Мне нельзя! Но, мать твою, как же хочется! Как же мне надо ее целовать!

      А, черт с ним!

      Она слаще, чем все, что я когда-то в жизни знал. Изумительнее, нежнее, волнительнее…

      С трудом удерживаю дрожь в пальцах: не разрешаю себе прикасаться. Нельзя! Нельзя ее трогать!

      Сейчас поцелую. Закончу. И прогоню. Навсегда. Чтобы даже на сотню метров не приближалась!

      – Воу, воу, воу, полегче, ребятки! У нас тут общественность волнуется! Аллё! Прекращаем! – Теперь уже Мэтту нехорошо. Он страдает. Он всячески намекает: пора останавливаться.

      А я – не могу. Не могу, твою ж налево!

      – Дорогой друг Семёна. – Стася первой прекращает поцелуй.

      Отшатывается от меня. Шаг назад, еще один… Теперь между нами расстояние – почти в пару тысяч километров. Между нами обиды, ненависть, презрение… Слишком много всего.

      – Так вот, дорогой друг Сёмочки! Кажется, Матвей, вас так зовут? – Едкая насмешка в ее голосе стирает напрочь все очарование сладкой, не очень умной дурочки. Передо мною Стася. Ее же невозможно ни с кем спутать!

      – О! Так мы знакомы, милая леди?

      Мэтту все фиолетово. Он ничего не помнит.

      И даже если вспомнит – не взволнуется. У него канаты вместо нервов и тестостерон – вместо совести.

      – Ну, так… Общались как-то в прошлом… – Стася небрежно откидывает волосы за плечо. Сознательно выставляет грудь напоказ: чтобы у нас тут снова мозги отшибло.

      Там слишком много всего вкусного и притягательного,