Конь и его мальчик. Клайв Льюис

он. – Сражался я по воле Тисрока, словно раб или немая лошадь. Вот в Нарнии, среди своих, я буду сражаться как свободный! За Нарнию! О-го-го-го-о!

      Вскоре Шаста понял, что после таких речей конь пускается в галоп.

      Уже не одну неделю двигались они вдоль моря и видели больше бухточек, речек и селений, чем Шаста мог запомнить. Однажды в лунную ночь они не спали, ибо выспались днем, в путь вышли под вечер. Оставив позади холмы, они пересекли равнину. Слева, в полумиле, был лес. Море лежало справа, за низкой песчаной дюной. Конь то шёл шагом, то пускался рысью, но вдруг он резко остановился.

      – Что там? – спросил Шаста.

      – Тиш-ш! – сказал конь, насторожив уши. – Ты ничего не слыхал? Слушай!

      – Как будто лошадь, к лесу поближе, – сказал Шаста, послушав с минутку.

      – Да, это лошадь, – сказал конь. – Ах, нехорошо!..

      – Ну, что такого, крестьянин едет! – сказал Шаста.

      – Крестьяне так не ездят, – возразил Игого, – и кони у них не такие. Это настоящий конь и настоящий тархан. Нет, не конь… слишком легко ступает… так, так… Это прекраснейшая кобыла.

      – Что ж, сейчас она остановилась, – сказал Шаста.

      – Верно, – сказал конь. – А почему? Ведь и мы остановились… Друг мой, кто-то выследил нас.

      – Что же нам делать? – тихо спросил Шаста. – Как ты думаешь, они нас видят?

      – Нет, слишком темно, – сказал конь. – Смотри, вон туча! Когда она закроет луну, мы как можно тише двинемся к морю. Если что, песок нас скроет.

      Они подождали и сперва шагом, потом лёгкой рысью двинулись к берегу. Но туча была уж очень тёмной, а море всё не показывалось. Шаста подумал: «Наверное, мы уже проехали дюны», как вдруг сердце у него упало: оттуда, спереди, послышалось долгое, скорбное, жуткое рычание. В тот же миг конь повернул и понесся во весь опор к лесу, от берега.

      – Что это? – еле выговорил Шаста.

      – Львы! – на скаку отвечал конь, не оборачиваясь.

      После этого оба молчали, пока перед ними не сверкнула вода. Конь перешёл вброд широкую мелкую речку и остановился. Он весь вспотел и сильно дрожал.

      – Теперь не унюхают, – сказал конь, немного отдышавшись. – Вода отбивает запах. Пройдемся немного.

      Пока они шли, он сказал:

      – Шаста, мне очень стыдно. Я перепугался, как немая тархистанская лошадь. Да, я недостоин называться говорящим конём. Я не боюсь мечей, и копий, и стрел, но это… это… Пройдусь-ка я рысью.

      Но рысью он шёл недолго; уже через минуту он пустился галопом, что неудивительно, ибо совсем близко раздался глухой рёв, на сей раз – слева, из леса.

      – Ещё один, – проговорил он на бегу.

      – Эй, слушай, – крикнул Шаста, – та лошадь тоже скачет!

      – Ну и хо-хо-хорошо! – выговорил конь. – У тархана меч… Он защитит нас.

      – Что ты! – сказал Шаста. – Тебе всё львы да львы! Нас могут поймать. Меня повесят как конокрада!

      Он меньше, чем конь, боялся львов, потому что никогда их не видел.

      Конь только фыркнул в ответ