Это рай, Дэнни. Жанна Никольская

попросту не существует…

      Подойдя к двери своей квартиры, он услышал телефонный звонок. Первой явилась мысль об Анне… хотя, конечно, такое предположение было абсурдным.

      Разумеется, это была не Анна. Это была Ирина.

      Неожиданно для себя самого он вдруг осознал, что не хочет ее видеть. Что ему порядком надоели ее капризы и жеманные манеры и… решительно все, связанное с ней.

      – У меня сейчас запарка, – сказал (точнее, солгал) Дэннис, – Сразу несколько заказов и все срочные. Даже не представляю, когда освобожусь.

      На другом конце провода повисло тяжелое молчание.

      – Ну, когда освободишься, позвони, – не холодным, а просто-таки ледяным тоном сказала Ирина, – Правда, не уверена, что я не буду занята.

      «И слава Богу, – мысленно ответил Дэннис, – Занимайся, чем угодно… только меня оставь в покое.»

      «Не комильфо», прокомментировала бы его поведение бабушка, впрочем, особых угрызений совести Дэн не испытывал. Такие девушки, как Ирина, в одиночестве остаются недолго… если вообще остаются. Ирочка быстро подыщет ему замену – мальчика-мажора, себе по стать.

      И, в конце концов, Ирине никогда не пришло бы в голову отказаться от приглашения в ресторан и ехать в весеннюю рощу в поисках таинства… Уж не влюбился ли ты, Ларсен?

      Ерунда. Конечно, нет. Просто синеглазая девушка его… заинтересовала. Можно сказать, даже заинтриговала…

      «И только-то?» – раздался в мозгу Дэна насмешливый голос бабушки…

      * * *

      6.

      Гуляя с ним по весенней роще, любуясь проклевывающейся из земли травкой и золотистыми веснушками мать-и-мачехи, и покрывающимися желтой пыльцой мохнатыми цветами вербы (в северных краях верба первой реагирует на наступление весны), и рассеянно вслушиваясь в его болтовню, она то и дело ловила себя на желании остановиться, повернуться к нему лицом и сказать: «Не пей, Иванушка, из этой лужицы, оставь, милый, не пей… отравишься.»

      Но «Иванушке» хотелось испить именно этой «водицы».

      (-Парень не слишком умен, – презрительно скривил губы Иевлев, рассматривая проект и эскизы своего будущего особняка, – Отдал чертежи… Я же запросто могу ими теперь воспользоваться, при этом не заплатив ему ни гроша!

      – Почему бы так и не сделать? – лениво поинтересовалась Анна. На самом деле ей хотелось впиться ногтями в жирные щеки Станислава Сергеевича. Так, чтобы выступила кровь. Разодрать ему губы. Выдрать остатки его шевелюры… и напоследок носком туфли врезать прямо между кривых, волосатых ног.

      Но она усмехнулась и поинтересовалась, почему же он не обманул доверчивого шведа. Доверчивого… потому, что парню просто в силу порядочности не пришло подобное в голову. Не в силу глупости, а в силу порядочности…

      Иевлев ухмыльнулся. Он всегда ухмылялся. Применительно к этой гримасе как нельзя более точно подходило определение «ухмылка». Не усмешка, а ухмылка. Грязная, причем.

      – Он тебе не понравился,