Двадцать четыре часа из жизни женщины (сборник). Стефан Цвейг

ничего серьезного, пустяки… женские неприятности, головокружение, обмороки. Сегодня утром во время езды, на повороте, мне вдруг стало дурно, raide morte[3]… бой должен был посадить меня и принести воды… ну, может быть, шофер слишком быстро ехал… как вы думаете, доктор?

      – Не могу так об этом судить. У вас часто такие обмороки?

      – Нет… то есть да… в последнее время… именно в самое последнее время… да… обмороки и тошнота.

      Она снова стоит уже перед книжным шкафом, ставит книгу на место, вынимает другую и начинает перелистывать. Удивительно, почему это она все перелистывает… так нервно, почему не поднимает взора из-под вуали? Я намеренно ничего не говорю. Мне хочется заставить ее ждать. Наконец она снова начинает в своей развязной и суетливой манере:

      – Не правда ли, доктор, в этом нет ничего серьезного? Это не какая-нибудь опасная тропическая болезнь…

      – Я должен сначала посмотреть, нет ли у вас жара. Позвольте ваш пульс…

      Я направляюсь к ней, но она уклоняется легким движением.

      – Нет, нет, у меня нет жара… безусловно, безусловно нет… я измеряла температуру каждый день, с тех пор… с тех пор, как начались эти обмороки. Жара нет, всегда ровно тридцать шесть и четыре. И желудок у меня в порядке.

      Минуту я медлю. Во мне все растет недоверие: я чувствую, что эта женщина чего-то от меня хочет, в такую глушь ведь не приезжают, чтобы поговорить о Флобере. Я заставляю ее ждать минуту, другую.

      – Простите, – говорю я затем, – разрешите мне задать вам совершенно откровенно несколько вопросов?

      – Конечно, вы ведь врач! – отвечает она, но тут же поворачивается ко мне спиной и начинает возиться с книгами.

      – У вас есть дети?

      – Да, сын.

      – А было ли у вас… было ли у вас раньше… я хочу сказать – тогда… было ли у вас подобное состояние?

      – Да.

      Ее голос стал теперь совсем другим – ясным, определенным, без всякой трескучести и нервности.

      – А возможно ли, чтобы вы… простите мой вопрос… возможно ли, чтобы вы находились теперь в таком же состоянии?

      – Да.

      Резко и остро, как нож, бросила она это слово. Ничто не дрогнуло в ее лице.

      – Будет лучше всего, сударыня, если я осмотрю вас… вы разрешите попросить вас… перейти в другую комнату?

      Тут она вдруг оборачивается. Сквозь вуаль я чувствую ее холодный, решительный взгляд, устремленный на меня.

      – Нет… в этом нет надобности… я вполне уверена в своем состоянии.

      Голос на миг умолк. В темноте снова блеснул наполненный стакан.

      – Итак, слушайте… но сначала постарайтесь вдуматься немного во все это. К человеку, погибающему от одиночества, вторгается женщина, впервые за много лет белая женщина переступает порог его комнаты… и вдруг я чувствую присутствие в комнате чего-то зловещего, какой-то опасности. Бессознательно ощутил я это: мной овладел трепет перед стальной решимостью этой женщины, вошедшей с беспечной болтовней, а потом

3

Здесь: лишилась чувств (фр.).