Дом призрения. Светлана Валерьевна Азарова

принципа – не лезть в чужой монастырь со своим уставом. Поэтому они слепли и глохли, когда входили в двери интерната, и немели, выходя из них.

      Нежине оставалось только терпеть. С годами она в совершенстве освоила это искусство. И насколько её душа горела кротким свечным пламенем, настолько в душе Агаты полыхал яростный драконий огонь. Но странным образом и она смягчалась, подпадая под волны тихой нежности, исходящие от уютной подруги, до поры до времени укрощавшие её, если не сказать больше.

      Они росли вместе. Агата была той опорой, которую оплетала Нежина. Она вилась возле темноволосой воительницы, считая её самым близким человеком и в глубине души надеясь, что так было и на самом деле.

      И поэтому поддерживала все её начинания, даже если и не были ей по душе.

      Вот и сейчас девочка пряталась, потому что Агате что-то понадобилось в комнате Дикой Своры. А ничего больше, чем терпеть и отвлекать, Нежина не умела. Отвлекать у неё получалось лучше всего. Ведь любое движение толстушки производило шум. Тем более, что она постоянно что-нибудь роняла или падала сама. Или жевала, хрустя обёрткой или крошками. Даже если она кралась на цыпочках, то казалось, что по полу шлёпает гигантская лягушка. И конечно, псы Дикой Своры не могли не заметить, когда Нежина вступила на территорию врага. Рыжий гнался за девочкой, пока остальные с насмешливостью передразнивали её движения, трясясь и корчась от смеха. Конечно, Нежина попалась. Впрочем, как и всегда. Прятаться она тоже не умела. И теперь лежала на холодном плиточном полу и рыдала от невыносимой боли – Рыжий унёс в своих грязных руках добрую половину её золотой косы.

      Агата тронула девочку носком ободранной босоножки.

      – Хватит валяться, вставай. Я, конечно, понимаю, что притворяться дохлой ты любишь больше всего на свете, но через минуту он вернётся, и не один. Дикая Свора уже топочет по коридору, правда, в одних носках.

      От удивления Нежина даже перестала выть. Размазывая грязь с пола по пухлым щекам, она почему-то шёпотом спросила, по-прежнему икая от слёз:

      – Почему только в носках?

      – Правильный вопрос! – просияла Агата. – Вот!

      В её руках неожиданно возник мешок, туго набитый тапочками всех цветов и размеров.

      – Зачем тебе?… – спросила было Нежина, но осеклась, прислушиваясь.

      В этот момент в коридоре раздалось утробное гудение, словно огромный слон обнаружил, что ему отрубили хвост. Девочки замерли. Среди гудения послышался странный квохчущий звук. Девочки испуганно переглянулись.

      – Мадам Гортензия!

      Только её узкое, длинное, покрытое преждевременными морщинами бутылочное горлышко в минуты ярости хлюпало и квохтало, издавая звуки подавившейся водой курицы.

      – Мне кажется, нужно поторопиться, – Агата резко рванула Нежину за руку и, размахивая мешком, выпрыгнула в окно. Нежина неуклюже перевалилась через раму за секунду до того, как в комнату вбежала старшая воспитательница, шипя и размахивая руками. Из-за её спины злорадно