Дом призрения. Светлана Валерьевна Азарова

директора свято, его слово незыблемо, его решения всегда справедливы и не подлежат сомнению. Но, госпожа…

      Старуха медленно наклонилась к лицу девушки.

      – Правила – пустой звук, если их не соблюдать. Ты нарушила закон, ты поставила под сомнение моё слово и наказание понесешь достойное проступка. Барыс, плеть.

      Изогнутый в низком поклоне слуга подал требуемое. Старуха взмахнула рукой, и тонкая свистящая плеть молнией рассекла воздух, жадно впившись в нежную кожу. Дитя №6 изогнулась, однако тонкое жало хорошо знало своё дело.

      – Госпожа, простите меня! Молю о пощаде!

      – Даже дурные примеры действуют лучше хороших правил. Я всегда придерживалась именно такого мнения. «Кто жалеет розгу, тот портит ребёнка». А уж мои девочки испорченными точно не будут!

      И старуха снова подняла плеть, взлетавшую раз за разом и при каждом ударе всё дольше задерживающуюся на спине несчастной. Под конец пытки девочка даже не стонала, лишь слабо вздрагивала при очередном соприкосновении телячьей кожи с девичьей.

      Не в силах смотреть на страдания той единственной, кто хоть как-то попытался облегчить её участь, Нежина беспомощно наблюдала за происходящим, почти ослепнув от слёз. Она ничем не могла помочь.

      Глава 6. Новая жизнь.

      (о том, что ко всему можно привыкнуть)

      Холодная вода по утрам бодрит. Особенно если она выливается прямо на голову спящего.

      – Вставайте, пташки. Кто рано встаёт – тому Бог подаёт! И его подача может оказаться весьма кручёной.

      Барысу нельзя отказать в оригинальности. Из всех семи пословиц, которые он знает, некоторые иногда бывают даже к месту. Нежина нацепила дежурную улыбку и заставила себя подняться. Задержка чревата наказанием, на которые любимчик старухи не скупился. Обходительность и ловкость, которыми Жол щеголял на людях, были не более чем средством отвести глаза, заговорить зубы, чтобы скрыть свою истинную природу безмерно жестокого человека. Другие девушки уже давно поднялись, но Нежине было трудно привыкнуть к такому распорядку, потому что она ненавидела ранние подъёмы. К тому же она боялась длинных извилистых коридоров, тёмных узловатых грабов под окнами (в свете уходящей на покой луны их можно было принять за что угодно, только не за деревья), а на чердаке по ночам что-то противно и тоненько выло, впрочем, сейчас это Нежину почти не беспокоило: она так уставала, что едва успевала доносить голову до подушки.

      – Эй, не спи, – дитя №4, тень от прежней голубоглазой хохотушки, слегка задела её плечом. Спросонья Нежина бывала медлительна и не успела увернуться. Однако она краем глаза видела, что, когда рядом не было мадам Гроак и Барыса, девочки вели себя как обыкновенные дети их возраста, разве только более настороженные и сдержанные: они иногда толкали друг друга, вполголоса шутили и даже тихонько смеялись, нарушая постоянную тишину этих стен. Нежина точно могла сказать, кто из них ей нравится.

      Быстрая, как ветер, № 5, чьи тёмные раскосые глаза напоминали о далёком родстве с восточными принцессами; четвёртая, вся состоящая из локтей и коленей, узловатая и суставчатая; именно она