Славгород. Софа Вернер

высокопарен, подкован знаниями, но Григория не готова к такой поддержке. Никакие гибридские медицинские атласы не помогут залезть в крепко закрытую собачью душу.

      – Хватит, – молит Ильяна за Рыкову, зная, что молчание той будет долгим. Но после голос ее меняется. – Ей плевать на твои убеждения. Она пришла сюда показать нам, что готова перед смертью на что-то сгодиться. Пришла выслужиться перед своими – до последнего вздоха.

      Удивительно, как эта кошка точна в своих высказываниях. Рыкова захлебывается воздухом на ее полуслове, угадывая, к чему она начнет клонить прямо сейчас.

      – Заткнись! – Григория, вопреки решениям Ильяны, взревела нечеловеческим рыком. – Кто ты вообще такая?!

      Позже Ильяна расскажет, она – плохая девочка из плохой семьи. Но сейчас она лишь пожимает плечами, словно сама себя не знает. Гриша могла бы упрекать ее молодостью, безрассудностью, но она только воет про себя по-волчьи, чувствуя у себя в крови отголосок предков. Все они чувствуют – начался сезон охоты. И хищница тут, вопреки всему, – Гриша. Ильяна на секунду вздрагивает от горячей хмурости, пришедшей по ее душу представительницы власти.

      – Альберт, объяснись ей.

      Харитонов мнется, выгибая пальцы в неловкий замок. Он разбирал в своей практике различные сложные случаи, но мирить власть и сопротивление ему еще не приходилось. Он не рад, что Ильяна совсем не воспринимает Гришу как серьезную угрозу – по крайней мере, не признает этого вслух.

      – Я представляю «Новую волну». Мы помогаем гибридам обходить законы, которые… которые стоят жизни. Мы знаем, что тебе сейчас тяжело. Возможно, некоторые идеи тебе не близки… – Альберт осторожно кивает на Ильяну, подразумевая ее явные радикальные мысли. – Но мы на твоей стороне.

      – Вы на ее стороне. Я связная, – акцентирует наглая балия, намекая, что не заинтересована в Гришином выживании.

      Альберт говорит о каком-то спасении, но Гриша совсем не хотела от чего-то спасаться. Не хотела увиливать, трусливо поджав хвост, потому что принимает смерть в качестве достойной награды за службу. Ее наконец отпускают в увольнительные, длиной в вечность. Ежедневно множество гибридов разрождается детьми, замкнутый в круг город гибнет от перенаселения, и ей всего лишь нужно уступить ранее арендованное место. Не все обязаны умирать в этом городе, и даже она могла бы остаться в живых, но должен же хоть кто-то. И не от голодной жизни на скудную пенсию, не от руки пьяного супруга, не от тяжелых родов – а просто так, в светлой палате, после сытного вкусного ужина.

      – Довольно этих бесполезных бесед. – Ильяна цокает языком и разводит руками. – Не хочет – значит не хочет. У вас есть много других забот – аборты, дети, браки, разводы… Пусть уходит.

      Альберт вспыхивает, как будто юнцу отказали в свидании. Он бросается к столу Ильяны, сделанному из старой школьной парты. На их теперешней авансцене все обретает вторую жизнь. Диван обит старым покрывалом; стулья – советские «Венские» – тщательно отремонтированы и перекрашены; а с потолка свисает