Красные листья Гомбори. Книга о Грузии. Михаил Синельников

глаза и губы,

      И часть руки, придерживавшей маску…

      Так вылеплено множество личин.

      И вот, пожалуй, чересчур правдивы

      Министр самодовольный и продажный,

      Поэт-осведомитель и актриса,

      Как щука, проглотившая червя.

      Не раз пытались выкупить портрет

      И негатив такие персонажи.

      Покуда фото сохли на веревках,

      Варил фотограф дивные ликеры

      Из пряных трав и высохших сластей.

      И, наливая, все припоминал

      Гимназию, где на последней парте

      Сидел с ним рядом Берия Лаврентий.

      На сломанной тахте лежал старик,

      Кремлевского фотографа не вышло.

      Вернувшись с фронта мировой войны

      И с Пуришкевичем сдружившись в Ялте,

      До Грузии добрался, но в Батуми

      Выл пароход. Семейство собиралось.

      Ночь проведя бессонную в каюте,

      Он выбросил на пристань чемодан.

      Да, Пекелис был брат Грегори Пека.

      Красив и в девяносто. Моложав.

      И женщины любили Агасфера.

      Как он был стар! Таким же стариком

      Его и в детстве помнили старухи,

      А он их годы запечатлевал.

      Ликеров терпких выветрился дух.

      Сгорело все. Лишь на меня ночами

      Тбилисские глядят леонардески.

      1998

      Памяти фотографа

      Д. Д.

      Прекрасны точность, убедительность,

      Но благородней, богоданнее

      Таинственная приблизительность,

      Чем очевидность попадания.

      Лет шесть меня фотографировал

      Искусник нищий и великий,

      Моими лицами жонглировал,

      Во мгле выискивая лики.

      И ревность угадал тогда еще

      И выжидающую ярость,

      Души, при жизни умирающей,

      Необеспеченную старость.

      И эту душу он выматывал,

      Выхватывал из черной Леты…

      А в остальном права Ахматова:

      Умрешь – изменятся портреты.

      2002

      Праведник

      А.Ц.

      На четверть века, в общем ненамного,

      Я пережил того, кто жизнь мою

      Увидел всю из горнего чертога

      И отбывает новый срок в раю.

      Клиническую смерть уже изведав

      И чуть помедлив, чтобы молвить мне

      О том, что тщетна тяжба двух заветов,

      Он обращался к звездной тишине.

      Земные озабоченные лица

      Он изучал, впадая в забытье.

      Не ведала грузинская столица,

      Что в путь собрался праведник ее.

      Немногословный, пил он ахашени…

      Иль в учрежденьи, где столкнемся мы,

      Подписку взяли о неразглашеньи,

      Как в юности в преддверии тюрьмы?

      2000

      «Там сейчас краснеют горы…»

      Памяти Мориса Поцхишвили

      Там сейчас краснеют горы

      И до места торжества

      Провожает за Гомборы

      Убежавшая листва.

      И туманная услада

      В откровении дана

      Молодого