Даже если вдвоем. Дмитрий А

же это удобно.

      – Зато сложнее кого-то оскорбить. – заключил я.

      – Жалко людей, которых легко оскорбить. – сказал Оскар. – Обиженные люди похожи на пиявок, которые никогда не насытятся.

      На этой фразе я увидел в глубине его глаз что-то похожее на тоску. Я бы даже и не заметил, если бы она не так контрастировала с его образом. Быть может, его оптимизм идёт от его юного возраста и дальше он будет всё ближе к негативу, чем в свои восемнадцать лет, но мне хочется верить, что его позитив монолитен.

      За окном нашего транспорта начали появляться краски броских билбордов и огни фонарей. Яркие оттенки оказывали на меня влияние, которому было трудно не поддаться, к счастью, головной боли за ним не последовало, лишь небольшое раздражение.

      – Оскар, сделай что-нибудь с видом из окна. – сказал я.

      Он, улыбнувшись, залез в настройки электромобиля и выбрал заполнение пейзажем. Вид за окном плавно преобразился в солнечный пляж, омываемый голубыми волнами. Благодаря аудиосистеме в салоне глубоко передавалась атмосфера спокойствия и даже, прислушавшись, можно было разобрать пение птиц. Я, почувствовав себя комфортно, расслабился в кресле, в такой тихой обстановке мне становится легко. Довольный и размякший, я посмотрел на Оскара, который ждал моего взгляда, чтобы вниманием утянуть меня в свой диалог.

      – Дачс, можно личный вопрос?

      – Если считаешь, что оно того стоит. – ответил я.

      – В моём окружении нет никого, кто бы находился в отношениях. Я хочу, чтобы ты объяснил, что ты чувствуешь.

      Его слова прозвучали в лоб. По глазам я видел, что этот вопрос вызывал в нём интерес, который ему хочется утолить.

      – Я знаю, что все остальные почему-то не могут чувствовать подобное, но то, что во мне, ощущается как второй стержень. Я думаю о ней, и эти мысли проникают в меня и врастают. Хотел бы заключить её внутрь себя и оберегать там от всего извне.

      – Так описываешь, что начинаю сомневаться в том, откуда что ты родом. – сказал Оскар. – А такое чувство, оно разве не делает больно?

      – Это, скорее, другой вид боли. Такая, которой ты не можешь напиться.

      – Выглядит как форма мазохизма. – задумался он.

      – Можешь ещё спросить об этом Германа, тоже, как он говорит, влюбился.

      – Кто? – удивился Оскар. – Герман? Очень интересно. Он сейчас в студии, спрошу, что это за счастливица.

      В салоне прозвучало "вы прибыли в место назначения" и вид из окна сменился с морского берега на район, окружённый затейливыми знаниями, как неряшливо разбросанные коробки, на которых тут и там мерцали логотипы, персонажи и медийные лица.

      Когда мы вышли из машины, у подъемников я увидел Германа, который тут же вскинул руку.

      – Рад, что меня так легко вычислить, – сказал Оскар. – ведь так хорошие знакомые всегда смогут меня найти.

      Он нарочно сказал "знакомый", ведь другом Герман приходился больше мне, чем ему и без меня их вряд ли что-нибудь бы связывало. В любом случае Оскар его дружелюбно обнял,