Собачьи истории. Редьярд Джозеф Киплинг

может объявиться и к добру, и не к добру, но даже шаманы избегают говорить о Квайкверне. Именно он насылает на собак безумие. Как и у Духа Медведя, у него несколько лишних ног – их то ли шесть, то ли восемь – а Нечто, маячившее в тумане, имело гораздо больше ног, чем нужно любой обычной собаке.

      Котуко и девочка не мешкая юркнули в хижину. Пожелай Квайкверн до них добраться, он в пыль разнёс бы снежный свод над их головами, но всё же куда спокойнее было знать, что целый фут¹²³ снега отгораживает путников от зловещей тьмы. Свист штормового ветра походил на паровозный свисток; ветер дул три дня и три ночи, он ни на миг не сменил направления и ни на минуту не стих. Путники придерживали коленями каменную плошку, жевали полу-оттаявшее тюленье мясо и поглядывали на потолок, где за семьдесят два часа вырос изрядный слой сажи. Девочка ещё раз проверила остатки еды на санках – оставалось дня на два, не больше – а Котуко осмотрел железные наконечники к привязанному на тросик из оленьих жил гарпуну, нож, которым свежуют тюленя, и дротик для охоты на птиц. Больше заняться было нечем.

      – Скоро мы уйдём к Седне, совсем скоро, – прошептала северянка. – Через три дня ляжем и отправимся к ней. Где же твоя торнак! Спой ей песню ан-гекока. пусть придёт.

      Котуко затянул пронзительные, с завываньями, колдовские песни, и буря медленно улеглась. Он ещё пел, когда девочка вздрогнула, приложила к ледяному полу хижины руку в рукавице, а потом приникла к полу ухом. Котуко последовал её примеру, оба замерли, стоя на коленях и глаз не сводя друг с друга: они изо всех сил вслушивались. От обруча на птичьем силке, что лежал на санках, мальчуган отломил тонкую пластинку китового уса, разгладил её, опустил в лунку на ледяном полу и слегка утопил рукавицей. Китовый ус оказался почти таким же чутким, как стрелка компаса, ребята перестали вслушиваться и смотрели теперь только на кончик уса. Пластинка чуть дрогнула – самой незаметной на свете дрожью – поколебалась несколько секунд, потом замерла и задрожала вновь, на сей раз указывая в другую сторону.

      – Слишком рано! – сказал Котуко. – Где-то далеко-далеко взломало лёд.

      Девочка взглянула на пластинку и покачала головой.

      – Это большой лёд, – сказала она. – Прислушайся, лёд под нами дрожит.

      Когда они снова опустились на колени, то услышали странное глухое ворчанье, и толчки шли теперь прямо снизу. Казалось, будто слепой щенок повизгивает в мешке над очагом, а временами чудилось, словно на льду ворочают тяжёлый камень; то всё гудело, как барабан, то звук был слабый, глуховатый, как если бы где-то вдали затрубили в рог.

      – Лёжа мы к Седне не уйдём, – сказал Котуко. – Это большой лёд. Торнак обманула. Мы погибли.

      Сказанное может показаться нелепым, но наши друзья и вправду оказались лицом к лицу с опасностью. Трёхдневный шторм погнал глубинные воды Баффинова залива¹²⁴ к югу, и они залили край обширного ледяного поля, простиравшегося от острова Байлот к западу. Одновременно сильное течение, огибающее пролив Ланкастер с востока,