Заячья петля. Константин Пастух

костёр на старом кострище во дворе, принесли воды из родника – затеяли чай. Надо было поесть и отдохнуть.

      Через 40 минут приступили к работе. Первым делом мы с Иваном определились, какие деревья будем валить сегодня. Сухостоины на дрова намечались всегда заранее, теперь же надо было просто уточнить. Решили спилить две сосны и два листвяка. Все четыре сушины находились недалеко от зимовья. До темноты должны успеть. Надо было свалить, распилить на чурки, перенести к зимовью и поколоть. Первую пилили лиственницу. Втроём работать было веселей и сподручней. Мы с Иваном были деревенские, Семён жил в посёлке, в своём доме, пока не перебрался в город. В общем, для всех троих работа с детства привычная. Работали в охотку, с шутками, прибаутками. Правда, Семён заметил, что мы с Иваном материмся.

      Как – то так получалось, что он постоянно что – то замечал и делал нам наставления. Заявившись к нам в гости, Семён по каким – то своим резонам назначил себя нашим наставником. По крайней мере, нам с Иваном так показалось. Надо признать, что для связки слов и для поднятия духа в тайге мы себе позволяли. Но всё – таки, Семён был с нами чересчур строг. Не так уж мы и матерились. У нас, можно сказать, и слово ругательное было всего одно на все случаи. Это ругательство я позаимствовал у знакомого музыканта Гарика Бабаяна. Гарик в городе был личностью известной, играл он на ударных инструментах. Невысокого росточка, большой любитель пофилософствовать, Бабаян был всё – таки для философа простоват, да и с русским у него не всё гладко получалось, так что нередко оказывался наш философ объектом шуточек и приколов своих коллег – музыкантов.

      Как известно, все музыканты – ещё те зубоскалы. Относился он к этим шуткам добродушно, по – философски. Гарик, вообще человек был безобидный и незлобивый. Но однажды во время гастролей по сибирской глубинке, что – то ему, видать, сильно не понравилось, и народ услышал как тот ругается. "Вот, биляд!" – вырвалось у него. Все, кто находился рядом, покатились со смеху. Так случилось, что я оказался среди тех, кому посчастливилось услышать и оценить перл Бабаяна. С тех пор это выражение и привязалось ко мне. И в тайгу со мной перекочевало, где и весьма пришлось ко двору. Да оно, выражение это, и ругательством – то у нас не являлось: скорее – присказкой. Конечно, что уж тут греха таить. Бывало, что и по – настоящему что – нибудь выскочит непечатное. Так ведь помимо воли. А что тут удивляться? Тайга, всякое случается – организм и реагирует крепким словцом, чтоб психику не огорчать. В общем, Сеня нас не понял.

      После того, как свалили и распилили лиственницу, я прихватил несколько чурок и отправился к зимовью, где меня ждала непыльная работа, – да и пыльная – тоже. Первым делом растопил печку. В зимовье всегда хранился запас дров. Хранилась и растопка – те же дрова, но мелко наколоты и хорошо просушенные. В детстве я частенько просыпался чуть свет от того, что бабушка Мария Ивановна ругала печку, которая не хотела растапливаться. Она огорчалась, злилась, поносила её последними словами, ругала