Война «шляп». Очерк Русско-шведской войны 1741–1743 гг.. Теему Кескисарья

у Швеции вспомогательных войск. Их содержание обернулось бы всеобщим бедствием. По сравнению с такой прожорливой ратью библейское саранчовое полчище казалось благодатью.

      Это зловещее оживление и явление двух полков жутко напугало горожан. От перешедшего в руки России Выборга город Борго унаследовал епископскую кафедру и лицей, а не военную инфраструктуру. А тут на постой нагрянули две вестманландские роты с командным составом. В городе не было ни казарм, ни другого жилья. Незваные гости кинулись в дома, где едва была хотя бы одна пустая каморка. Гостеприимство не являлось национальной добродетелью жителей Нюланда. Магистрат выдал каждому солдату купон на дрова, свечи и жилье. В дома пришлось вламываться силой. Для перевозки грузов солдаты конфисковали у населения лодки, тем самым парализовав торговлю.

      Для ремесленников армия была ненадежным заказчиком с нестабильной платежеспособностью. Шведские военные опустошили провиантские склады на случай мобилизации, прежде чем появились слухи о начале войны. Нужно было распределять продовольствие, но это оказалось невозможным, потому что рынок подчиняется скорее закону спроса и предложения, чем предписаниям[52].

      В пропагандистских воззваниях «шляп» кровь Авеля взывала о мести Каину, хотя сталкивались далеко не братские народы. Раз уж так хотелось использовать священные тексты, то в Финляндию следовало бы пригласить Иисуса Христа, чтобы как в Новом Завете накормить эти многочисленные полки парой рыбин и пятью хлебами. За неимением других чудес власть запретила самогоноварение[53].

      В Эстерботтене полковник Йоахим фон Ганшоу умолял о поставках продовольствия морским путем, так как в неурожайный год людям пришлось есть падаль и осоку. Шведское правительство раздало крестьянам немного зерна, что, по мнению солдат, было неправильным. Кстати, за двадцать лет ни один унтер-офицер Эстерботнийского полка не был произведен в офицеры, потому что эти звания присваивались только пришлым людям. Даже сын Ганшоу был всего лишь фельдфебелем[54].

      Разжигатели войны подсчитывали талеры, пушки и воинские подразделения, но не учитывали запасы в амбарах, сараях, поголовье скота на пастбищах, а также размеры земельного участка тех, кто был обязан содержать солдат. Из Швеции корабли привозили все больше вооруженных солдат. Местные жители не встречали их со словами приветствия Välkommen (швед, «добро пожаловать») и «будьте как дома». «Гости» редко помогали женщинам носить воду, не кололи дрова, а порой даже мочились в неположенных местах.

      В прибывших шведских полках не было тягловых лошадей. Издавна перевозка являлась самой неприятной обязанностью гражданских лиц. Мизерное вознаграждение в 4 эре за милю[55] мало кого прельщало. Военные перевозки требовали много времени, повозок и низкорослых, упрямых кобыл и меринов, незаменимых во время пахоты и посева.

      Нашествие солдат, которое усилилось в следующем, 1740 г., принесло доход тавернам, общим саунам, а беднякам – небольшой

52

Mäntylä 1994, 267–269; Mickwitz 2005, 99; Paaskoski – Talka 2018.

53

Danielson-Kalmari 1932, 183; Mickwitz 2005, 98–99.

54

Petander 1973, 51–54.

55

Одна уппландская миля равнялась 10 688,54 м, т. е. более 10 км.