Озаренный Солнцем. Брендон Сандерсон

разница?

      – Большая, – сказал Скиталец. – Огромная. – Он приблизился к проекции Шута. – Если меня поймают, то свяжут Осколок Зари с тобой. И тогда пойдут уже по твоему следу.

      Шут не ответил. Выпрямился, заложив руки за спину. Много лет назад он показал Скитальцу эту уловку – она помогала убедить аудиторию, что ты размышляешь о чем-то крайне важном.

      – Тебе нелегко пришлось в последнее время, – произнес Шут. – Не так ли, ученик?

      – Я тебе не ученик, – вскинулся Скиталец. – И не делай вид, что неравнодушен к моей судьбе. Много лет назад ты и пальцем не пошевелил, когда я и мои друзья гибли под стрелами. Я попал в саму Преисподнюю, а ты сидел себе и поигрывал на флейте. Даже не пытайся изображать, будто теперь беспокоишься обо мне! Я для тебя всего лишь еще один инструмент.

      – Мне так и не довелось извиниться за… те события в Алеткаре.

      – Ну да, тебе же ни разу не выпал такой шанс, – процедил Скиталец. – Ведь ты столько раз общался с моим командиром, передавал через него для меня послания. Столько лет прожил со мной в одном городе, но ни разу не навестил. Ты бросил меня подыхать. И это грызло тебя изнутри, верно? Не потому, что тебе было стыдно, а потому, что кто-то узнал, каков ты на самом деле, а потом имел наглость не облегчить тебе жизнь собственной смертью.

      При этих словах Шут – слыханное ли дело – опустил глаза. Ха! Редко кому удается уколоть этого человека по-настоящему больно. Для такого требуется близкое знакомство. И еще правда. Две вещи, которых Шут избегает с непревзойденным мастерством.

      – Давным-давно жил-был мальчик, – начал Шут. – Он смотрел на звезды и гадал…

      Скиталец демонстративно развернулся и пошел прочь. Он с лихвой наслушался таких историй и совершенно не жаждал внимать очередной.

      – Этот мальчик – я, – сказал Шут у него за спиной. – Я был тогда юн. На Йолене. До того, как все началось. До того, как умер Бог, а миры начали гибнуть. Это был… я.

      Скиталец замер, затем оглянулся через плечо. Дождь превратился в слабую морось, но фигура Шута по-прежнему рябила от мелких капель.

      Шут редко говорил о своем прошлом. О тех… далеких днях. Утверждал, что плохо помнит свое детство, проведенное в стране драконов и деревьев цвета кости.

      – Ты выдумываешь? – спросил Скиталец. – Это все ложь? Идеальная наживка для меня?

      – Прямо сейчас – никакой лжи, – сказал Шут, глядя вверх. – Я помню… как сидел на крыше. Смотрел в небо и гадал, что же такое звезды. Думал, что никогда не узнаю. Наши городские философы спорили на эту тему до хрипоты. Таков уж был их подход: говори, пока в силах говорить, а потом надейся, что кто-нибудь закажет тебе стаканчик, чтобы ты мог молоть языком и дальше. – Шут улыбнулся Скитальцу. Глаза его искрились. – Но вот я здесь. Тысячи лет спустя. Брожу пешком между звездами, изучая каждую из них. В конце концов я получил свои ответы. И все же… Думаю, что на данный момент ты повидал в Космере больше моего.

      – То есть это благословение? – спросил Скиталец, указывая на себя пальцем. – Та Мука, что ты мне отдал?

      – Как и любая Мука, – подтвердил Шут. – Даже