Блеск дождя. Аня Ома

лет как. Меня подмывало посоветовать Симону как можно чаще заглядывать к маме. Потому что никогда не знаешь, который раз будет последним.

      – До завтра. Я тебя тоже, мам, – промолвил он чуть тише, и моя ревность усилилась, а боль стала еще острее.

      Я длинно выдохнула, даже не заметив, что последние секунды сидела, задержав дыхание.

      – Сорри, я снова здесь. – Симон нажал «отбой» и положил телефон в карман. – Так на чем мы остановились?

      Я попыталась заставить свой рот произносить слова, но от воспоминаний о маме у меня перехватило горло. Господи, что со мной творится? И Симон, похоже, думает то же самое.

      – Эй… ты в порядке, Алиса?

      6

      Симон

      Она сидела бледная как мел. Еще две минуты назад смеялась, а сейчас стала какой-то… матовой. Задорные искорки в голубых глазах уступили место тихой печали, и у меня нет идей, откуда эта внезапная смена настроения. Посмотрев на блокнот, который она держала на коленях, я заметил, как дрожит ее рука.

      – Эй… все хорошо, Алиса? – Было видно, что она силится что-то сказать, но получалось только кивнуть. Вот теперь я действительно забеспокоился. – Ты уверена? Принести тебе воды? – Я стал хаотично шарить глазами по комнате. Ничего. Ни на буфете позади меня, ни в стеклянной витрине напротив. Надо бы пойти в другую комнату, но я не хотел оставлять девушку одну.

      Алиса положила карандаш на блокнот.

      – Мне… просто нужно… – Голос угас, и она прошептала: – На свежий воздух.

      Она встала, – видно, что на ватных ногах – и пошла к окну.

      Я мгновенно вскочил со стула, чтобы распахнуть окно. А больше для того, чтобы быть рядом на случай, если у нее закружится голова. Я решил не спускать с нее глаз и следил за каждым движением. Как она, стоя на цыпочках, всем телом наклоняется вперед. Как стоит, высунув голову под моросящий дождь. Как приглаживает рукой взлохмаченные холодным ветром длинные фиолетовые волосы. У меня стала мерзнуть спина, потому что я по-прежнему стоял с оголенным торсом, но я игнорировал холод.

      – Получше? – спросил я.

      – Да, спасибо. – Алиса повернула ко мне голову, и я увидел подобие улыбки. Щеки снова порозовели, на лице дождинки. На лбу, на носу и на губах, которые она коротко облизнула, – тоже. Сверкнул серебряный шарик пирсинга, который я заметил еще в пятницу; я как дурак уставился на ее рот, не нашел более подходящего времени. Поэтому быстро перевел взгляд на глаза.

      – Хорошо. – Я чуть не спросил, что стряслось, но вовремя прикусил язык. Ведь мы не то чтобы знакомы. Совсем не знакомы.

      – Наверное, надо было утром позавтракать, – ответила она, словно подслушав мои мысли.

      И все-таки пустой желудок никак не объясняет этого внезапного приступа тоски.

      – У вас тут есть чем перекусить? – поинтересовался я.

      – Да, но уже все в порядке… – отмахнулась она. – Давай продолжим.

      – Можем и прерваться, – предложил я, но тут же дал задний ход, подумав, что у нее, наверное, после меня другой