Иссык-Кульский эпизод. Анатолий Кравченко

с тобой мы роднее и ближе,

       Чем в обычной московской сумятице…

       Перевел я взгляд на Ольгу.

       Громкий звук был досадным и лишним.

       На скамье, посеревшей от времени,

       Мы сидим, чуть прижавшись коленями,

       В деревенском полночном затишье.

       Мы одновременно посмотрели на отполированную штанами до блеска лавку, на которой сидели и машинально, одномоментно отодвинулись друг от друга. Балаянц, привлеченный изменившейся ритмикой разговора, посмотрел в нашу сторону, но ничего не заподозрив, вернулся к беседе с Треневым.

      – Кто это написал? – поинтересовалась Ольга, пытливо рассматривая объявившегося вдруг на леднике мастера художественного слова.

      – Из «Московского комсомольца». Знаешь, на их сайте есть раздел, где публикуют интересные подборки стихов. Тихо, – обратив вдруг внимание на собаку, понизил я голос. – Под окном кто-то…

       Задремавший было пес, навострив уши, и, оскалив клыки, тихо рычал.

      – Наверное, лошадь под окном ходит. Или солонгой161, – прислушиваясь, сказала Ольга. – Я видела его сегодня за домиком в камнях, где мы мусор складываем. Вот уж не думала, что он так высоко заберется!

       Я достаточно хорошо знал чабанских собак – на лошадь или какое другое животное они рычать не станут. Если бы под окном оказался посторонний человек, то пес залаял бы.

       Мысль лихорадочно обозначилась: – «Значит кто-то знакомый псу, которого он не любит? Османкулов? Какого ляда ему здесь?»

      – А Равшана Пиня не любит, – добавила вдруг в строку Ольга. – По-моему, у них с Пиней это взаимно.

       «Вот и Ольга о том же! – даже не удивился я: – И она подумала о коллекторе! Если что – шито белыми нитками, свидетелей много».

      – Пойду, взгляну на солонгоя, – сказал я и взял фонарь.

      – И я с тобой, – вскочила Ольга и вместе с собакой выбежала из домика.

       Не ожидав от Ольги такого демарша, я поспешил следом.

       Около домика никого не было. Лишь в темноте, ниже по склону, слышны были прыжки спутанной лошади, и едва угадывалось журчание воды, вытекающей из приледникового озера. Пиня, весело оскалившись, вился вокруг меня с Ольгой, ощутимо ударяя виляющим хвостом по нашим ногам. Он и не смотрел по сторонам, надеясь, что мы все вместе пойдем сейчас гулять.

       «Может, псу в дреме приснилось что-нибудь?» – подумалось мне.

      – Тихо как! Только вот электричек не слышно и картошечки жареной захотелось, – засмеялась Ольга. – А тебе, Паша, спасибо. За стихи спасибо. Пойдем, а то холодно что-то, – поежилась она.

      – Да, да, конечно, – рассеянно согласился я с ней. – А картошечки я вам привезу.

       Картошка в высокогорье, довольно тяжеловесная для перевозки, съедалась почти мгновенно, и большую часть времени гляциологи сидели на крупах и макаронах.

       «Надо, обязательно надо завтра спуститься в райцентр, рассказать Марату о своих сомнениях, снять грех с души! Наверняка коллектор и чабан в круге интересов оперативников не значились!» – порешил я, возвращаясь с Ольгой в домик.

       Пиня