Триумф еретиков. Евгений Федоров

говорить правду человеку, витающему сейчас вдали от грешной земли, ему не хотелось. – Не желаешь? – Сергей вытащил из-за спины уже раскупоренную бутылку и стакан.

      Ну ты и молодец! – восхитился Добрыня. – А я сейчас взял в ресторации коньяк на дорожку, да вон друзья отняли, понимаешь. «Хватит тебе, говорят, ты уже и так по летнюю грузовую марку сидишь!»

      Пей, не держи посуду. – Сергей подал ему наполненный до краев стакан.

      Так ты же не сказал, как тебя зовут?! – Добрыня просительно смотрел на Сергея, не смея прикоснуться к чужому вину, не познакомившись с благодетелем. – Меня Виктор зови, Пилькин, второй помощник, ревизор, значит. А ты где?

      Толян меня зовут, понял? Анатолий, – нехотя, не отдавая себе отчета зачем, солгал Сергей. На фоне собственных неурядиц его раздражали лучистое благополучие и довольство этим прекрасным миром, исходившие от добродушной физиономии Виктора.

      – Угу, – успокоился Виктор и зацедил из стакана, проливая под качку вино себе на майку с надписью через грудь по-английски: «Сингапур»,

      Допили вино. Виктор сник на глазах. Его убаюкали ритмически равномерное качание вагона и однообразный перестук колес, напоминающий обрывок какой-то повторяющейся фразы.

      – Будь другом, – вскинулся он, – сходи к проводнице, попроси постель. А то я уже – тяжелый. И себе – заодно. – Он вытащил из внутреннего кармана пальто едва распечатанную пачку пятирублевок, с трудом выловил из нее одну купюру и подал ее Сергею.

      Поколебавшись, Сергей взял деньги и вышел из купе.

      «Пятерку кинул. Добрый. А кому это он «на чай» бросил: мне или ей? Или нам с ней, на двоих? – Сергей вышел в тамбур и закурил. В другое бы время ничего страшного: попросил человек уважить, не идти же ему на четвереньках… Ну, дал деньги, какие попались. Можно сдачу принести… Но сейчас, когда он был в отчаянии, всякий жест бил по самолюбию и унижал…

      Раздражали и присутствие этого, со всех сторон благополучного, Виктора Пилькина, и его кураж с дружками, и купеческий вид, и жест с мятым пятериком…

      «Уйти от него в другой вагон? Подумает – пятерик хотел зажать. Пятьсот я бы еще зажал на время, с отдачей…» И тут он почувствовал, что у него зреет одно решение. Оно зародилось непроизвольно, само…

      «А что если… занять у него пару сотен. Без спросу. Когда уснет. Добром-то он не даст первому встречному. И сойти с поезда. А потом выслать ему деньги прямо на судно: прости, мол, были критические обстоятельства. Благодарю. Ведь шиковал он сейчас поди в ресторане. Официантке небось дал себя обсчитать за то, что позволила мацнуть за крутое бедро. Коньяк, говорит, дружкам оставил. И всех при этом еще благодарил… Потому что для него деньги – тьфу! Нет сегодня – будут завтра. У него есть главное: работа и дом, где его ждут. А мне нужно только на билет да гостинец матери купить. Не с пустыми же руками на порог явиться после того, как еще недавно были в кармане такие тысячи, что этому