Гонзо-журналистика в СССР. Евгений Капба

пройдусь, ладно?

      Тут было недалеко, и мы некоторое время шли по скверику молча. Наглые голуби сновали туда-сюда по дорожке, и не думая пугаться и взлетать. Я едва не наступил на одного из них и, тихо выругавшись, просто отпихнул обленившуюся птицу в сторону. С деревьев капало: дождь прошёл совсем недавно, и покрытые побелкой стволы всё ещё имели на себе пятна сырости, а в выемках тротуарного асфальта блестела вода.

      – Так что вы скажете? – спросил Патронкин.

      – Погода хреновая, – безразлично пожал плечами я.

      – Ну же, Гера! Вы же знаете, о чём я спрашиваю!

      – А-а-а-а! Тогда могу сказать одно: вы героический человек. Понятия не имею, зачем тянете на себе всю эту богадельню…

      – Категорично… – остановился он. – Достаточно резкое высказывание, вы не находите? Литературная жизнь в нашем городе…

      – Литературная жизнь в нашем городе похожа на ситуацию, как если б собака сдохла, а родители разрешали мальчику ещё поиграть с ней некоторое время.

      – Ужас какой!

      – Это не я сказал, это вы!

      – Но я про собаку!

      – А я про литературу…

      – С вами можно говорить начистоту? – спросил он.

      – Понятия не имею, – ответил я. – Но я не склонен передавать свои разговоры с кем бы то ни было третьим лицам – если вы об этом.

      – Тогда – можно. Люди боятся, – сказал он. – Мы живём в таких условиях, когда каждое лишнее слово…

      – А, бросьте, товарищ Берия помер почти тридцать лет назад.

      – Но наследники его дела остались! Они душат культуру, душат интеллигенцию… О каком уровне литературы можно говорить, когда нет свободы слова, свободы творчества!

      – Ну, положим, в вашем конкретном клубе она ведь есть?

      Он явно подумал, что я делаю ему комплимент и расправил плечи:

      – Да! У нас свободное сообщество! Мы не ограничиваем своих членов в творчестве!

      – А может, стоило бы?

      – В каком смысле?

      – Ну, тот дедуля с романсом в конце… Все страдали!

      – Но ведь это другое!

      Я чуть не рассмеялся ему в лицо. Другое! Романсы – это цветочки. С таким подходом тут скоро такое начнётся, что живые позавидуют мёртвым!

      – Гера, но вы ведь сами… Мы ведь должны бороться за…

      – Не нужно бороться за чистоту, – сказал я, – нужно подметать. Вы вот всё пытаетесь бороться за повышение уровня советской поэзии и прозы. А лучше – пишите хорошие стихи и книжки, Валерий Геннадьевич. Всего доброго!

      Странный разговор получился и бесполезный. Я-то сам тут только и делаю, что борюсь за чистоту… Надеюсь, Патронкин не обиделся.

* * *

      Определённо – раскрашенные в яркие цвета многоэтажки меня радовали. На фоне серого неба они смотрелись просто замечательно! Не зря ведь всё снаряжение полярников делают ярким. Дело тут не только в том, чтобы выделяться на снегу. Мы, люди, стали существами, которые по большей части получают информацию и эмоции благодаря зрению. Есть и другие органы чувств, но с появлением в нашей жизни