Гонзо-журналистика в СССР. Евгений Капба

таких штук, очевидных для меня и невероятных для этой эпохи, есть в нашей общей с Герой башке? Мне нужно хорошее пространство для того, чтобы удобно думать! И зачем его организовывать где-то ещё? Мой дом – моя крепость! И деньги я на него тратил не скупясь. Крепость мне нужна уже здесь и сейчас. Мощная, тёплая, удобная.

      Потому и трудились три бригады шабашников – до самого позднего вечера, под светом электрических фонарей.

      – Ну шо, Викторович? – Ласица, прораб на пенсии, который руководил всей этой дичью, встретил меня у калитки. – Кладку закончили, леса будем снимать. Остался забор.

      – Отлично! За стахановскую работу и опережение сроков – с меня по пятёрке каждому, – пожал ему руку я. – Как там дело с отоплением?

      – Котёл поставили, с батареями заканчивают. До заморозков успеют, никуда не денутся.

      Новости были только хорошие. Печь уже переложили в камин, в пристройке вместе с большой ванной и туалетом уместилась и топочная – каморка, в которой стоял котёл. Это чудовище топилось дровами и грело воду для батарей и наполнения бака для мытья. В нюансы я не влезал – работает, и ладно. В общем – у меня теперь все шансы провести зиму без опаски превратиться в снежного человека.

      – У меня есть знакомые девчонки из ЖЭКа, – проговорил Ласица. – Там, обои поклеить, подкрасить…

      – О! Чирканите мне на бумажке, ладно? Я сам планирую, но с этой работой… – я махнул рукой.

      Прораб понимающе кивнул.

      – Тогда мы леса снимаем – и сворачиваемся?

      – Сворачивайтесь!

      Я прошёл в дом, согнувшись, чтобы не задеть перекрытия лесов. Жить на стройплощадке – то ещё удовольствие. А какой есть выход? Снять гостиницу? Жить на работе – на кухне на диванчике? Любовницу найти на время ремонта? Нет, спасибо.

      Ботинки полетели в одну сторону, сумка – в другую. Я достал картонную пачку с пельменями из морозилки, зачем-то потряс их и сунул обратно. Нужно будет как-нибудь к Пантелевне напроситься, на мастер-класс по лепке настоящих пельменей, а пока и эти сгодятся. Сотейник кипел на плите рядом с туркой, за окном матерились рабочие.

      – Ты русский человек или нет? – выговаривал цыганистого вида Роман еврею Боруху. – Ты зачем туда гвоздодёр положил? Чтобы он на башку кому-то свалился?

      Завтра предстоял тяжёлый день – за мной должны заехать на своём газоне-будке электромонтёры из аварийной, и потому я намеревался просто отдохнуть: почитать книжку, поесть и лечь спать пораньше. Когда рабочие наконец удалились, я сервировал стол, наложив в супницу пельменей и сдобрив их священным месивом из томатного соуса и сметаны, нарезал зелень, открыл бутылку «Днепровского» и уселся в кресло, глядя прямо в глаза сове-ночнику из мыльного камня. Сова смотрела на меня, не мигая, и ничего не говорила.

      «Ды-дынь!» – клямкнула калитка. А потом – ещё и ещё: «Дынь! Дынь!»

      – Кого там нелёгкая принесла?! – заорал в окно я, взбешённый.

      Ответа не было. Только продолжала ляпать