Казя теперь труп. Ая эН

своей кончины, и осознала бредовый ужас происходящего. Бессловесно оценив свое текущее положение, Казя произнесла полушепотом, безысходно, отчаянно:

      – Я же… Нав. Сег. Да. Умерла…

      И возрыдала с новой силой, осев на каменный пол, покрытый пухом и перьями. То есть нет: пухом и лепестками.

      – Штош… – вздохнул Игнат Матвеич. – Это называется «позднее зажигание».

      При жизни Игнат работал автослесарем.

      Истеричку Казю решили не трогать. Пока она оплакивала саму себя, Таня сожрала кусок торта, а Маня – аж целых два. Нацелился и на третий, но Склеп его осадил:

      – Совесть имей.

      – Какая у меня совесть, я маньяк! – с гордостью возразил Маня, но от торта отошел.

      В конце концов Кассимира Павловна Володарь, перешедшая в мир иной пятого сентября две тысячи двадцать первого года, утихла.

      Тортика она не хотела. А хотела она получить ответы на свои вопросы, коих накопилось не менее сотни.

      – На что смогём, ответим! – пообещал Фёдр.

      Для удобства перешли в другое помещение, менее винтажное и более светлое, с диванчиками вдоль стен. Диванчики, судя по всему, были сдублены из автомобилей, заезжавших на территорию кладбища.

      – Вопрос первый. Я теперь точно не живая и не живу?

      – Точно, – кивнул Лекс. – Абсолютно точно. Жизнь – это способ существования биологических организмов. Это определение, из учебника. Я биофизик, я знаю. Ты более не являешься биологическим организмом, твое тело там, в реальном мире, претерпевает процесс разложения и с некоторых пор не имеет к тебе никакого отношения.

      – Тут я поспорил бы, – встрял Игнат. – Смотрите. Допустим, я ехал на машине, проткнул шину и сменил колесо. Имеет ли выброшенное мной колесо отношение к моей машине? Имеет! Хотя функциональной нагрузки уже не несет.

      – Человек не машина, а труп не человек, – возразил Лекс. – И вообще, не будем философствовать: мы собрались, чтобы ответить Казе на конкретные ее вопросы.

      – Так надо же честно отвечать! А не абы как.

      – Не спорьте, – попросила Казя. – Главное я уловила: я теперь точно не состою из печени, почек и селезенки.

      – И далее по списку, – закивал Лекс. – Да.

      – А из чего я тогда теперь состою и сколько буду жить… То есть существовать в таком состоянии?

      Лекс пожал плечами. Склеп Иваныч ответил:

      – Да сколько угодно.

      Маня сказал:

      – Пока не надоест. А как надоест – обращайся. Помогу.

      И заговорщицки подмигнул. Тетя Таня треснула Маню по башке.

      – Вообще говоря, еще случаются ситуации распада, – задумчиво протянул Лекс. – Распада личности. У живых это болезнь Альцгеймера, а у мертвых иначе, но все равно распад…

      Лекса немедленно осадили, заявили, что это бывает столь редко, что об этом и толковать не стоит. Нежúть можно веками.

      – Хорошо, – сказала Казя. – Второй вопрос: где остальные? Те, кто были похоронены за день до меня, за три дня, за неделю. Тут должно быть много народу. Хотя бы моя бабушка: она