Похождения бравого солдата Швейка. Ярослав Гашек

приятно. Я знал, что тот господин сдержит слово, раз обещал, что за вами придут. Такая точность – вещь хорошая.

      Но Паливец заявил, что такой точности цена – дерьмо, и шепотом спросил Швейка, не воры ли остальные арестованные: ему как трактирщику это может повредить.

      Швейк разъяснил, что все, кроме одного, который посажен за попытку убийства голицкого мельника с целью ограбления, принадлежат к их компании: сидят из-за эрцгерцога.

      Паливец обиделся и заявил, что он здесь не из-за какого-то болвана эрцгерцога, а из-за самого государя императора. И так как все остальные заинтересовались этим, он рассказал им о том, как мухи загадили государя императора.

      – Замарали мне его, бестии, – закончил он описание своих злоключений, – и под конец довели меня до тюрьмы. Я этого мухам так не спущу! – добавил он угрожающе.

      Швейк опять завалился спать, но спал недолго, так как за ним пришли, чтобы отвести на допрос.

      Итак, поднимаясь по лестнице в третье отделение, Швейк безропотно нес свой крест на Голгофу и не замечал своего мученичества. Прочитав надпись: «Плевать в коридоре воспрещается», Швейк попросил у сторожа разрешения плюнуть в плевательницу и, сияя своей простотой, вступил в канцелярию со словами:

      – Добрый вечер всей честной компании!

      Вместо ответа кто-то дал ему под ребра и подтолкнул к столу, за которым сидел господин с холодным чиновничьим лицом, выражающим зверскую свирепость, словно он только что сошел со страницы книги Ломброзо «Типы преступников».

      Он кровожадно посмотрел на Швейка и сказал:

      – Не прикидывайтесь идиотом.

      – Ничего не поделаешь, – серьезно ответил Швейк. – Меня за идиотизм освободили от военной службы. Особой комиссией я официально признан идиотом. Я официальный идиот.

      Господин с лицом преступника заскрежетал зубами.

      – Предъявленные вам обвинения и совершенные вами преступления свидетельствуют о том, что вы в полном уме и здравой памяти.

      И он тут же перечислил Швейку целый ряд разнообразных преступлений, начиная с государственной измены и кончая оскорблением его величества и членов царствующего дома. Среди этой кучи преступлений выделялось одобрение убийства эрцгерцога Фердинанда; отсюда отходила ветвь к новым преступлениям, между которыми ярко блистало подстрекательство к мятежу, поскольку все это происходило в общественном месте.

      – Что вы на это скажете? – победоносно спросил господин со звериными чертами лица.

      – Этого вполне достаточно, – невинно ответил Швейк. – Излишество вредит.

      – Вот видите, вы же сами признаете…

      – Я все признаю. Строгость должна быть. Без строгости никто бы ничего не достиг. Когда я был на военной службе…

      – Молчать! – крикнул полицейский комиссар на Швейка. – Отвечайте, только когда вас спрашивают! Понимаете?

      – Как не понять, – согласился