Донбасский декамерон. Олег Измайлов

ее членом. Вне этого предо мною остаются лишь перспективы на дальнейшее ухудшение моего здоровья, вызываемого постоянной нуждою, и в конечном итоге – смерть от недоедания, на которую я здесь оказался обреченным вместе со своею женою».

      Его услышали. Последние годы жизни Ханжонков провел в Ялте, на которую когда-то возлагал большие надежды как кинопромышленник.

      В 1937 году в Москве и Ленинграде свет увидела книга его воспоминаний «Первые годы русской кинематографии». Надо сказать, книга вышла очень откровенной, и лишь некоторые моменты, связанные с работой во врангелевском Крыму, Ханжонкову пришлось заретушировать. Написано просто, с той четкостью старой русской речи, которая напоминает работу качественного длиннофокусного объектива – размытость картинки уходит, и вдруг резкость изображения становится бритвенно острой.

      Немецкую оккупацию Александр Алексеевич пережил в Ялте, будучи совсем больным. Скончался уже после полной победы его страны в той великой войне, 26 сентября 1945 года.

* * *

      – Друзья мои, – сцепив руки замком перед грудью, сказал Панас, – пришла пора промочить горло. Надеюсь, никто не откажется от напитков. Для тех, кто любит вино, приготовлено трофейное вино из Риохи, для русофилов – водочка и чача на фейхоа, которую чудесно приготовляет местный житель из абхазцев, некий Сабри, если есть другие пожелания…

      – Есть, – сказала Донна, – предпочла бы виски. Если есть, конечно. Вы что-то говорите о трофеях?

      – Несравненная, алмазная Донна! Для вас найдется. Разумеется, островной односолодовый?

      – Вы посмеете мне предложить что-то иное? Односолодовый, разумеется, но не островной – он слишком назойлив. Предпочитаю Хайленд – суровый и простой. Божественного «Гленгойна», вероятно, вы уже не найдете нигде в мире после того, как Британия потонула, но, возможно, что-то попроще – «Клайнелиш» или «Аберфелди»?

      Панас победительно улыбнулся:

      – «Дэлмор», 17‑летний.

      – Пойдет.

      Что ж, иного ответа от человека из города, некогда называвшегося Лондоном-на Кальмиусе, не ждал.

      Люди коменданта принесли вино из Риохи, водку с берегов Волги и бутылку шотландского виски, который, как прикинул в уме Палыч, обошлась бы на нынешнем безвискарьи едва ли меньше чем в полмиллиона рублей.

      Пока расставляли закуски, все молчали. Затем Панас налил себе «риохи», пригубил, поцокал языком. Пробормотал: «“Тэмпранийо” все-таки куда слабей “гарначи”», поставил кружку на стол и, наклонившись в сторону Донны, протянул замогильным голосом:

      – Кто вы, мистер Хьюз?

      Помахал ладошкой перед лицом. Закусил севастопольским персиком сорта «Кучмиевский» и засмеялся:

      – Нет, нет, теперь моя очередь. Я про вашего основателя Донецка книгу в свое время написал. Или даже две?

      Донна сунула нос в бокал и оттуда хмыкнула:

      – Основателя?

      – Да-да-да, знаю все ваши возражения, но вот вам мой рассказ, как если бы я обращался не к донецким. Верней,