Холоп-ополченец. Часть II. Татьяна Богданович

на Гаврилыча. Это, пожалуй, был единственный человек теперь, на кого он не злобился.

      – А ты сам-то чего сюда заявился? – спросил он. – Ты ж, верно, в Калуге со своим царенком? И пошто не в папахе да не в свитке? Да и меня как разыскал? – прибавил он, с удивленьем глядя на русскую рубаху и гречневик, плохо державшийся на косматой гриве Гаврилыча.

      Гаврилыч значительно подмигнул.

      – Я ноне не простой чоловик. Я со справой до вас посылан, чтоб москалив от польского королевича отбивать и до нашего царя приворачивать. Эге! Чуешь? А тебе я и не шукав. Стал через Москву-реку переправляться, слышу будто как ты свищешь.

      Михайла посмотрел на Гаврилыча, и ему сразу вспомнилось, как его Карп Лукич посылал с гонцами калужского вора спорить. Но спорить с Гаврилычем у него не было никакой охоты. Пускай себе своего вора нахваливает. Чай, тот не хуже королевича Владислава, а, может, и получше.

      Гаврилыч, видимо, не слишком торопился выполнять свое поручение. Он снял гречневик, отер вспотевший лоб и с удовольствием уселся на бережок рядом с Михайлой. Вдруг он хлопнул себя по лбу, повернулся к Михайле и весело крикнул ему:

      – А ты чуешь, кто к нам прийшов? А?

      Михайла отрицательно покачал головой.

      – Нэ чув? Та сокольничий твий.

      – Степка? – оживившись, переспросил Михайла. – Да ну? Слава господу, а я уж думал, что сгиб он где ни то.

      – Чого ж сгиб. Вин до Митрия Иваныча добрався, и тот ему знову билый жупан повелив пошить, и Степка за ним на пирах стоить. Тильки сокола у его немае.

      – Молодец Степка, – задумчиво проговорил Михайла. «Чего хотел, того и добился», – подумал он про себя.

      Гаврилыч с некоторым удивлением взглянул на Михайлу. Раньше он будто не так радовался, что Степка все к царю пролезает.

      – Дуже задаеться, – прибавил Гаврилыч. – Та нехай соби. А у нас свое дило. Знаешь ты, Мыхайла, князя Голицына?

      – Князя Голицына? – точно даже обиделся Михайла. – Никаких я князьев не ведаю, кроме Воротынского князя, да и того б лучше век не знать.

      Гаврилыч стал объяснять Михайле, что Воротынский то одно, а Голицын вовсе другое. Воротынский полякам в ножки кланяется, а Голицына поляки рады б со света сжить, да не смеют: за него многие стоят. Дмитрий Иваныч, да и не так он сам, как казачий атаман Заруцкий, про то знает. Вот они и послали его к тому Голицыну, спросить его, не поможет ли он на Москве Дмитрию Иванычу.

      – Да ведь Дмитрий Иваныч ваш только с ляхами и вожжался. Из их рук смотрел.

      Гаврилыч рукой махнул.

      – Экую старину помянул! Да коло его ноне почитай ни одного ляха немае. Живешь на Москве, а ни прочого и не чув.

      Михайле сразу немного зазорно стало. Но тут же он подумал, что от Дмитрия тоже добра не жди, хоть и без ляхов он покуда. Но спорить с Гаврилычем ему все так же не хотелось. Пусть его. Сам увидает, что хрен редьки не слаще. Все они одним миром мазаны. Кто «они», Михайла не мог бы точно сказать. Ну, все, кто не за холопов.

      Гаврилыч смотрел на Михайлу и не мог