Холоп-ополченец. Часть II. Татьяна Богданович

При Василье Иваныче худо было, а как свели его, и того хуже. Удержу нет бесовым ляхам.

      – Как ты скажешь, Карп Лукич? – заговорил Наум. – Может, мне до старшого ихнего торкнуться, чтоб мне за скотину уплатили?

      Карп Лукич даже захохотал. Первый раз Михайла слышал, как он хохочет. Все брюхо заколыхалось, хоть и не сильно толст он был. Наум с удивленьем смотрел на него.

      – Ну и насмешил ты, Наум, хоть видит бог, как мне тебя жаль. С кого ж ты требовать станешь? Аль они тебе расписку дали? На роже лишь расписались. Благодари бога, что сам-то жив, да уноси ноги. Ничего у нас тут хорошего не дождешься. И везде так. Доконают чортовы ляхи нашу Русь-матушку. Так и скажи Козьме Минычу.

      Михайле сильно хотелось расспросить Наума про Нижний, да тот его не признал, а сам назваться не хотел он. Еще про Степку станет спрашивать, а он и не знает ничего. Потом уж падумал он, что и не знают они, верно, что он со Степкой встретился. Да и то, как знать, может, Невежка побывал, рассказал.

      На другой день Наум домой собрался, хоть и уговаривал его Карп Лукич отдохнуть. Михайле, как он ушел, еще тоскливей стало. «И чего не ушел я с ним, – корил он себя. Чего я тут сижу, дожидаюсь? Карп Лукич ничего не говорит. Гибнет все, и никто не ведает, что делать и на кого надежду иметь».

      VIII

      Ничему Михайла больше не верил и ничего хорошего не ждал. Четыре года как он из дому ушел, а воля от него, да и от всех холопов, дальше прежнего. И еще ляхи проклятые на русскую землю кинулись и не сегодня завтра совсем ее растерзают. Уж и в Москву они захаживать стали. И не гнали их оттуда, точно не самые они лютые вороги. Михайле даже в город ходить не хотелось. Как увидит ляха, так бы и кинулся на него, а другие идут и ничего, точно так и надо. В лавки ляхи заходят, и купцы им товары продают, не чем взашеи гнать. Как это можно поганых ляхов в город пускать! А посадские – ничего, точно не их это дело.

      Невмоготу стало Михайле смотреть на то. С утра уходил он со двора и норовил забраться подальше на пустынный берег Москвы-реки. Там он сидел часами и ни о чем не думал, глядя на реку. Тут она еще узкая была. Подальше, где в нее Яуза вливалась, пошире она становилась, а здесь, где он себе местечко облюбовал, вроде ихней Имжи.

      Сначала просто он сидел, обхватив руками колени, а там как-то пришло ему в голову, что живет он у Карпа Лукича на хлебах, словно так и надо. Вот он и спросил раз у приказчика, нет ли у них во дворе удочки, он бы им, может, рыбки наловил, на уху хоть.

      Приказчик Ферапонт с удивлением посмотрел на Михайлу, но ничего не сказал. Давно он диву давался, чего тот парень у них проживает и ни к какому делу его хозяин не приспособит. Но Карп Лукич не такой был человек, чтоб к нему с расспросами лезть. Велел ему жить, – стало быть, пусть живет. А когда Михайла обратился к нему с такой странной просьбой, он только головой покачал и пошел в сарай, где у него в уголке сложена была вся рыболовная снасть. Он и сам любил в воскресный день, когда время не сильно горячее было, побаловаться с удочкой. Ну, не в будни же. Но этого он Михайле тоже не сказал,