Кромка льда. Том первый. Анна Юрьевна Приходько

грязно, так отвратительно. Тамара! Никогда не выходи за такого.

      Тамара о замужестве не думала. Она рассматривала придорожные цветы, бегала за бабочками, пыталась поймать стрекоз и постоянно слышала:

      – Тамара, не лезь в траву! Тамара, не трогай бабочек, их пыльца может повредить кожу! Тамара, там лужа! Тамара!

      И так было всегда.

      Речка Сухонькая медленно несла свои воды. На ней редко было неспокойно. Обычно волновалась она по осени, когда начинались ветра и дожди. Река бушевала недели две, а потом лёд сковывал её и останавливал.

      – И я как эта река, – каждый раз говорила Марфа Игнатьевна. – Вроде и двигаюсь, но лёд меня не пускает. Вот так, Тамара! Сложно, очень сложно из свободного человека стать несвободным.

      – Что ты, бабушка? Отчего же несвободна? Ходишь к реке, ни у кого не отпрашиваешься. Это вот мне приходится всё у вас спрашивать.

      – Ты ещё мала! Я говорю не о физической свободе, а о духовной!

      Бабушка махнула рукой.

      – Давай стирать, поздно уже. Затемно возвращаться будем, а всё из-за твоих завязок…

      Тамара обиженно поджала губы и подумала: «Ага, из-за завязок, как же!»

      Пока бабушка замачивала в реке бельё, Тамара вспоминала подслушанный утренний разговор.

      – Наська, коза ты драная, – ворчала Марфа Игнатьевна, – когда ж ты за голову возьмёшься свою?

      – Мама, уймитесь! Ради Христа! Сколько можно?! – Настасья топнула ногой.

      – А сколько можно? Кого ты родила от этого пролетариата? Ладно, Томка ещё мозговитая девчонка, а на Сеньку взглянешь, так стыдно становится.

      – Не смейте, мама, сына моего обзывать! В нём течёт ваша кровь!

      – Моя кровь течёт только во мне! Но к твоим детям это не относится. Не мешай его кровь с моей, опомнись!

      – Я уже столько лет с ним живу, неужели нельзя свыкнуться?

      – Да ты хоть сто проживёшь с ним – не приму никогда, не прощу, что ослушалась меня!

      Настя быстро натянула на себя рабочий халат, потом сняла, свернула его и положила в сумку.

      – Я в ночь, покормишь моих, – грубо сказала она матери.

      – Ещё чего, сами возьмут. Я стирать пойду с Томкой. Ты ничему не научилась, достойна своего пролетариата.

      – Хватит! – Настя подскочила к матери, посмотрела на неё сверху вниз.

      У Марфы Игнатьевны глаза засверкали, она оттолкнула от себя дочь.

      – Не смей на мать кричать! Если б не я, то вы уже давно бы на поселении брюхи надрывали.

      – Как же, если б не вы! – Голос Насти дрожал. – Позабыли вы, маменька, о своих приключениях. Что вы там о крови моих детей говорили? Напомните-ка!

      – Ш-ш-ш… – Марфа Игнатьевна зашипела, завертела головой. – Не смей! Нашла что вспомнить!

      – Да вы не забывайте, и всё у нас будет хорошо! До завтра, матушка!

      Настя хлопнула дверью изо всех сил.

      – Коза… – прошептала ей вслед Марфа Игнатьевна.

      Тамара тяжело вздохнула.

      Вспомнила ещё об одном утреннем приключении. Неожиданно и неизвестно куда пропал её дневник. Всё обыскала Тамара. И в стол отца заглянула, и в комод матери,