Приятели ночи. Александр Витальевич Спахов

если не сказать крупнейший научный руководитель, и Сергей Сергеевич, фамилию которого не принято было произносить вслух, ехали в микроавтобусе с затемнёнными окнами по улицам Закрытого города.

      * * *

      В Закрытом городе немало улиц, и все имеют названия. Такова государственная традиция. Где-то, как, например, в Нью-Йорке, улицы пронумерованы, а где-то, как в Зеленограде и Волжском – городах-спутниках Москвы и Волгограда, – принято обходиться кварталами и микрорайонами. Но в Закрытом городе всё традиционно: проспект Мира, улицы Ленина, Куйбышева и Шевченко. Есть там и улицы, названные именами зацепившихся в истории Шверника и Пальмиро Тольятти. Сейчас автомобиль катил по улице Гагарина, и не было бы в этом ничего необычного, если бы не один нюанс: раньше эта застроенная двухэтажными домами улица носила имя одиозного, возведённого в ранг демона Лаврентия Павловича Берии. Тихая, тенистая, протяжённостью меньше километра, она тянулась от кинотеатра «Октябрь» до улицы уже упомянутого Шверника. Строго говоря, весь городок можно было назвать именем Лаврентия Павловича. Лаврентьевск, например, или Бериево. Ведь своим возрождением в нынешнем виде он был обязан именно Берии. Но нет, согласно устоявшейся советской традиции, городу не только несколько раз меняли название, но в некоторые из них, что вообще ни в какие ворота не лезет, совали числительные. То семьдесят пять присвоят, то почему-то уменьшат до шестнадцати. Может, потому, что история города начиналась дважды? Хотя какому из русских городов удавалось прожить без того, чтобы его пару раз не стёрли с лица земли? Такого и не припомню. Сейчас этот город снова переименовали – назвали «Закрытым».

      Закончилась Вторая мировая война. Стало ясно, что третья будет ядерной. На первую линию, сменив химиков и баллистиков, металлургов и мотористов, вышли физики-теоретики и физики-экспериментаторы. Теперь оружие будет направлено не на отдельного человека, а на целые народы и, как результат, на человечество в целом. Так появился Институт экспериментальной физики.

      В руины заброшенного монастыря в конце сороковых согнали зеков и военнопленных. Они обнесли себя тремя рядами колючей проволоки, место внутри назвали Городом и построили на нём множество бараков и немного жилых домов. Почему немного? Да потому что дома строились исключительно для светлых голов, а их много не бывает. И потекла научная жизнь. Физики-теоретики курили сигареты и морщили лбы, а физики-экспериментаторы, засучив рукава покороче, совали руки куда не надо.

      Матушка-природа стонала и плевалась, когда её разбирали на части. Если раньше пытливые естествоиспытатели описывали её, каталогизировали и систематизировали, то теперь настырно лезли в самую её сущность.

      Время шло. Успешные испытания чередовались с сокрушительными провалами, прорывы сменялись заходами в тупик. Но процесс познания неостановим. Светлые головы обрастали незаменимыми помощниками, толковыми советчиками, непосредственными начальниками и нерадивыми подчинёнными. Всем требовалось отдельное жильё и, как следствие, родильные дома, дошкольные учреждения,