Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722–1735). Игорь Курукин

Разошедшийся государь «изволил наказать меня, как милостивой отец сына, своею рукою», а потом уехал с адмиральского корабля на свой, вызвал к себе губернатора «и тут гневался, бил тростью, полагая вину ту, что тот город (Эндери. – И. К.) явился многолюднее, нежели я доносил». От дальнейших поучений «милостивого отца» Волынского избавила императрица…[151]

      Однако ускорить события царская дубинка не могла. В аграханском лагере войска простояли неделю, поджидая кавалерию; 31 июля царь даже командировал ей навстречу гвардейского сержанта Дубровина, чтобы как можно быстрее «пригнать» подводы для артиллерии. Царю Вахтангу 3 августа было отправлено письмо, в котором Петр извещал союзника о своем прибытии и надежде на встречу с грузинским войском «между Дербени и Баки». В ответном письме Вахтанг VI выразил радость по случаю полу-

      чения долгожданного известия о начале похода русских войск и обещал к 20 августа быть в Гяндже со своим войском[152].

      Петр не терял надежды на успех. Во время одной из поездок по побережью в это время произошел разговор императора с капитаном Ф. И. Соймоновым об открытии и освоении морских путей. Моряк убеждал государя, что до «Апонских, Филипинских островов до самой Америки на западном берегу остров Калифорния, уповательно, от Камчатки не в дальном расстоянии найтиться может, и потому много б способнее и безубыточнее российским мореплавателем до тех богатых мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти целые полкруга обходить принуждены». Но Петр торопился получить доступ к богатствам Востока иным путем. «И хотя я намерился о том еще в разсуждение доносить, как та дальность за способное от чего быть может, – вспоминал Соймонов, – но его величество и одного слова мне выговорить позволить не изволил и скоро изволил мне сказать: “Был ты в Астрабатском заливе?” И как я донес: “Был”, – на то изволил же сказать: “Знаешь ли, что от Астрабата до Балха и до Водокшана и на верблюдах только 12 дней ходу? А там во всей Бухарин средина всех восточных комерцей. И видишь ты горы? Вить и берег подле оных до самаго Астрабата простирается. И тому пути никто помешать не может”»[153]. В действительности задача оказалась сложнее.

      марш на дербент

      Ветерани пришел в лагерь только 2 августа 1722 года, но лошадям нужно было дать отдых. 5-го числа, оставив в Аграханском ретраншементе 300 солдат и 1500 казаков (у них царь распорядился забрать 600 лошадей), армия двинулась на юг вдоль побережья моря; «в сем походе государь император изволил верхом ехать пред гвардиею». Из сохранившейся среди бумаг Кабинета схемы этого марша следует, что пехота (гвардия и армейские батальоны) двигалась колоннами, охраняемыми с обеих сторон конницей[154].

      На подходе к реке Сулаку к армии присоединились украинские казаки с наказным гетманом, миргородским полковником Даниилом Апостолом. Неглубокий Сулак

151

Там же. Ф. 6. Оп. 1. № 276. Ч. 2. Л. 86–87. См. также: Соловьев С. М. Соч.: В 18 кн. Кн. 10. М., 1993. С. 246–247.

152

См.: Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в. Ереван, 1967. Т. 2. Ч. 2. С. 8–9; Пайчадзе Г. Г. Указ. соч. С. 48.

153

Цит. по: Гольденберг Л. А. Федор Иванович Соймонов (1692–1780). М., 1966. С. 42–43.

154

См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. II. № 59. Л. 7.