Внутренняя красота. Марина Беликова

и чуть ли не силой толкал меня внутрь.

      «Мужик, ты не оставил мне выбора», – подумала я и завизжала.

      Долгий, пронзительный девчачий визг заполонил одинокую улицу.

      – Что ты делаешь? Прекрати! – испугался водитель.

      Рефлекторно он зажал мне рот ладонью. Брыкаясь, я слегка укусила его.

      – Помогите! – крикнула я, увидев вдалеке силуэты прохожих.

      Нас заметили люди. Дядька застыл на месте. Он понял, что попал по-крупному. Со стороны это выглядело ужасно: мужчина заталкивает ребёнка в машину.

      – Слышь ты, урод, живо отпусти девочку! – грозного вида мужик бежал к нам с другой стороны улицы.

      Мой несостоявшийся убийца ослабил хватку. Я вырвалась и побежала вдоль дороги.

      Было ли мне стыдно за то, что я подставила того дядьку? Самую малость. Он, конечно, жертва обстоятельств. Хотел как лучше. Надо было всё-таки не упрямиться и отпустить меня. Впрочем, он отделался лишь лёгким испугом. Я видела, что он сел в машину и уехал до того, как к нему подбежали бдительные граждане.

      А мне всё-таки досталось. За испачканную куртку. Боюсь представить, что за крик поднялся бы дома, узнай они, как именно на одежде появились огромные грязные разводы, вывести которые было ох как непросто.

      Глава третья

      Лучшие люди нашего города

      Во время новогодних каникул выпало много снега. Такие зимы совершенно естественны для большей части России, но на юге они воспринимаются иначе. Редкая удача, если выпадает шанс поиграть в снежки, покататься на санках или с настоящей ледяной горки. Мы с братом и нашими друзьями пропадали на улице целыми днями. Денис хорохорился; он гулял без шапки, облизывал сосульки, ел снег и вёл себя как полный придурок. В итоге к тридцатому декабря он слёг с температурой, а мама ухаживала за ним все праздники. Я уехала на несколько дней к бабуле, и мы отлично провели с ней время. Вернулась домой я только второго января. Денис всё ещё кашлял. Мать настаивала, чтобы я держалась от него подальше.

      Перспектива провести остаток праздников в одной комнате с отцом внушала мне ужас. Хорошее настроение было у него только вечером тридцать первого; все последующие дни он думал и говорил лишь о том, что праздники вот-вот закончатся и ему снова придётся «ишачить на работе, потому что надо вас, дармоедов, кормить». Нужно было срочно искать пути к отступлению.

      – Мам, я пошла лепить снеговика! Дай морковку.

      – Морковки нет. Ты одна пойдёшь?

      – Да. Я во дворе погуляю.

      – Только недолго! Тебе нельзя перемерзать, – напомнила мать. – Шарф надень. Надень, сказала! И варежки возьми. И перчатки.

      Белый пушистый покров окутал холодную землю. С радостным криком я плюхнулась прямо в сугроб; затем вскочила и побежала по нетронутой глади, повсюду оставляя следы. Я лепила снежки и бросала их на крыши серых неказистых сараев, валялась в снегу, делая «ангела», сбивала тонкие нити сосулек, чтобы по очереди облизать каждую из них. Ноги замёрзли, варежки и перчатки давно промокли, мороз кусал за лицо, но я не спешила возвращаться в тёплый дом. Хороший