Целитель. Новый путь. Валерий Петрович Большаков

Ирма Вайткуте и хрупкая Тимоша застилали доски пожелтевшими, выгоревшими на солнце газетами:

      – А она ему и говорит: «Не ходи за мной!». А он ей: «Ты мне очень нравишься!»

      – А она?

      Рита «припахала» высокого, лощеного Женьку Зенкова и плотного, налитого здоровьем Дюху Жукова – румянец во всю пухлую щеку. Друзья, смахивая на Тарапуньку со Штепселем, подтаскивали всё, на чем сидят – единственный стул, разношерстные табуретки и ящики:

      – Андрэ, не пыхти как паровоз, тут нет рельсов.

      – Точка – и ша! Э, э! Чурка-то зачем? На ней усидишь разве?

      – А пуркуа бы и нет?

      В сторонке, оккупировав облупленную лавочку у могучего куста сирени, репетировали музыканты – Светлана меланхолично перебирала струны черной лакированной гитары, время от времени давя улыбку, а Изя Динавицер настраивал скрипку, отрешась от земного.

      – Изя, сделай лицо попроще, а то ты сейчас похож на курчавого Пьеро!

      – Чё это?

      В какой-то момент я будто отошел в сторонку. Вслушался в веселый гомон на некогда тихой дачке, вгляделся в радостную и бестолковую суету, где озорство вдруг перерастало в симпатию, а мимолетный взгляд надолго лишал покоя. Шесть соток, скучно разлинованных на грядки и клумбы, бурлили юной энергией, неясными, но волнующими позывами.

      – Да никуда я не поеду, – вырвалось у меня. – Нужна мне ваша физматшкола… Мне и здесь хорошо!

      – Куда не поедешь? – пропыхтел Дэнчик, бредя от сортирной будки напрямую, сквозь строй разросшихся вишен. Деревца стегали его гнуткими ветвями.

      – Да это… так, – я неловко покрутил кистью в воздухе, – мысли вслух.

      – А-а… – Корнеев сунул руки в карманы кургузого пиджачка, тут же торопливо вынул их, нервно-зябко потер ладони. – Слушай… Я чего спросить хотел…

      – Нравишься ли ты Ирме? – улыбка сама запросилась на мои губы.

      – Не-е! – Дэн замотал модными лохмами. – Я сам у нее спрошу. Когда-нибудь. Скоро. Ты… Ну-у… Запиши меня в этот ваш Центр! – Он торопливо уточнил: – Я не из-за Ирмы! Ну, не только из-за нее…

      Подумав, я сказал:

      – Давай, сразу после каникул. Соберемся всем гамузом, побалакаем.

      – Ага! – обрадовался Дэнчик.

      Тут из общего гвалта выделился заливистый смех Вайткуте, и голова моего визави повернулась, как флюгер.

      – Лю-юди! – разнесся Ритин голос. – Садитесь жрать, пожалуйста!

      – Пошли.

      – Побежали!

      Наперегонки с голодающими, я захватил табурет во главе самодельного стола. Эдик с таинственным видом достал бутыль темно-бордового вина, и разлил по бокалам, кружкам, стаканам да чашкам.

      – Всем понемножку… – обольщающе тянул виночерпий. – По глоточку…

      А доски гнулись от бесхитростной снеди!

      Миски с «оливье» и селедкой под шубой соседствовали с жареной домашней колбасой. Посередке, в щербатой супнице, настаивался красно-янтарный борщ. Светилось белым и отливало розовым тонко нарезанное, дивно пахнущее сало. Еще теплые пирожки разморено выгибали гребнистые спинки.

      – Так, – грея чашку в ладонях, Настя