Добролёт. Валерий Хайрюзов

уже пьянка. А мы здесь собрались в полном составе экипажа, чтобы провести послеполётный разбор, подвести некоторые итоги. Есть командир, второй пилот. И что особенно приятно, с нами настоящая стюардесса! Для меня это большая честь – видеть здесь вас почти на краю ойкумены. Вот я ей предлагаю переехать ко мне. Посмотри: холодильник «Атлант», туалет тёплый, электрическая плита, душ, баня, даже отдельный, персональный самолёт.

      – Да уж больно далеко до работы ехать, у нас на дорогу ушло полдня.

      – Буду возить на самолёте, – пошутил Савин.

      – Ну, если ещё построишь здесь Большой театр, – улыбнулась Ксения.

      – Большой здесь не нужен, и даже Малый, – отрезал Савин. – А вот театр одного актера – извольте! А если серьёзно, то я хочу построить церковь в честь Ильи-пророка…

      Неожиданно Ксения захлопала в ладоши:

      – Серёжа! Ты обещал, что, когда приеду, ты споешь песню.

      – А это мы могём, – засмеялся Савин. – Только кочевник, степь и небо я не потяну. – Он достал из шкафа гармонь, попробовал что-то и, глядя Ксении прямо в глаза, запел:

      Из-за вас, моя черешня,

      Ссорюсь я с приятелем.

      До чего же климат здешний

      На любовь влиятелен…

      – Нет, нет, куплеты Курочкина мы споём потом. Ты обещал спеть про бабочку!

      – Про бабочку? Хорошо! Песня на слова Константина Скворцова!

      На горячем ветру,

      У земли на краю

      Села бабочка вдруг

      На ладонь, на мою…

      И сидит, не дыша,

      Мир собой заслоня, —

      Это чья-то душа

      Отыскала меня.

      Торопись, мотылёк!

      Скоро дождь, скоро снег.

      Этот тёплый денёк —

      Твой единственный век.

      Не вершится ничто

      На миру просто так.

      Это, видно, Господь

      Посылает мне знак…

      …Вот и падает снег

      На поля, не спеша…

      Пусть недолог наш век,

      Но бессмертна душа…

      Полетать нам не довелось. К утру пошел снег, тихий, пушистый, точно кто-то невидимый решил укрыть уже готовую к зиме землю и начал теребить из нависших над тайгой облаков невесомый пух. Савин все же уговорил нас сходить к нему в баню, все у него было сделано добротно, из осиновых досок, с полотенцами, фетровыми шляпами и шапками, махровыми халатами и даже белыми гостиничными тапочками. И конечно же, с заготовленными впрок березовыми вениками. Сидели, говорили, даже пытались петь и смотрели на падающий снег. Затем снова шли в парную, он от души хлестал нас вениками и вновь пили квас из заготовленного ещё летом березового сока. А Ксению Савин угощал брусничным соком, и она улыбаясь говорила, что ещё никогда не пила такого вкусного и сладкого кваса. А на другой день ранним утром по скользкой и заснеженной дороге мы с ней тронулись в обратный путь.

      Через неделю, вернувшись в Москву, из сообщений по телевизору я узнал, что в Тутуре разбился самодельный самолёт. Оба пилота погибли.