Твердый сплав. Эдуард Талунтис

отметил он про себя, – рублей четыреста, не больше».

      – Это, однако, пустяковые сведения… – по-прежнему не глядя на него, сказал Ратенау. – Я, не выходя из бухгалтерии завода, могу знать о том, что творится в главке. У вас колокольня повыше. Мне кажется, вы получаете много, а даете мало.

      – Три года назад… – начал было Козюкин.

      Ратенау перебил его:

      – Забудьте о том, что вы делали три года назад. Мы должны жить сегодняшним днем.

      – Вы знаете, что попытка с генератором удалась? – спросил Козюкин. – Это сегодняшний день.

      Ратенау кивнул:

      – Да, слышал.

      – Пока вышел из строя один, комиссия сбилась с ног в поисках причин аварии. В течение месяца выйдут из строя все двенадцать, и тогда…

      – И тогда, – подхватил Ратенау, – этим займутся чекисты. Они придут на завод, перевернут все вверх дном и обнаружат, что начальник конструкторского бюро Козюкин вовсе не такой уж честный человек, как это казалось. Кандидат наук… член партии… воплощение критики и самокритики… Об этом вы подумали? Я предупреждал вас: портить один, а не всю серию.

      – Я все обдумал, – кротко улыбнулся Козюкин. – Во-первых, серия пошла в производство по чертежам, где нет моей подписи. Я был всего лишь консультантом, и расчет обмотки… ну да эти технические подробности не для бухгалтерского уха… я писал расчет, я диктовал его соплякам-мальчишкам, а когда почтенный профессор Суровцев, мой дражайший учитель, узнал, что консультантом был я, он в порядке творческого содружества даже не стал проверять их, а подмахнул своим вечным пером. Вот и все… Что?

      – Я ничего не говорил. Что дальше?

      К Козюкину вновь вернулось самообладание. Он снова не говорил, а пел:

      – Что еще? Еще я, на всякий пожарный случай, добрался до дневников монтажа этой тупицы Вороновой – знаете ее? Я осторожненько стер пару цифирей и… что я написал там? Те же самые цифири и положил все это дерьмо назад в шкаф. – Он даже рассмеялся, довольный. – Вы понимаете меня? Кое-кто пошлет кое-куда письмо. Кое-кто ринется исследовать эти расчеты и найдет надпись на стертом. Ясно: верные цифирьки взамен неверных. И кое-кто третий – эта бедная очаровательная девица – отправится кое-куда, а потом на нее свалятся в придачу двенадцать других генераторов, потому что она делала для них ряд работ. А?

      Он ждал одобрения, ждал мучительно; Ратенау склонил голову:

      – А дальше что?

      – Что дальше? – Козюкин даже привстал от волнения. – Дальше я критикую директора. Я веду семинар по политическим дисциплинам. Дальше я превозношу великолепное изобретение инженера Позднышева.

      – И пишете некролог.

      – Некролог? – удивился Козюкин. – Я видел его…

      – Я тоже видел его. Еще сегодня и много раньше. И мне этот Позднышев никогда не нравился. – Ратенау смотрел на Козюкина злобно. – А вы знаете, что через пару дней провалитесь? Этот Позднышев намерен просмотреть все расчеты. Уж от него-то, будьте уверены, ничего не скроется. Я его слишком