Водила. Геннадий Добряков

прошло не меньше четверти часа. Мужчины смотрели на светопреставление через окна, даже не помышляя выйти наружу. Обоим было ясно, что происходит что-то не обычное, а по ощущениям и не слишком полезное для здоровья. Попутчики, перекрикивая шум с наружи, обменялись парой фраз, и стали ждать. Михаил, наблюдая за происходящим, увидел, что значок сети на его смартфоне, закреплённом в кронштейне и включённом в режиме навигатора, пропал. Время тикало, а ситуация не менялась. Отсутствие мобильной связи с момента начала всполохов в тумане только добавляло неопределённости. Наконец, Михаил заметил, что туман стал терять свою плотность. Стало светлей, проявились контуры обочины и окружающего пространства.

      – Туман вроде растаскивает. Голова, правда, раскалывается. – Хрипло произнёс Максимыч.

      – Есть такое. И башка то же бо-бо. Во рту засуха. – Ответил попутчику Михаил, перебарывая своё состояние, стараясь рассмотреть, как можно больше деталей в отступающем и редеющем тумане.

      Вот появились два красных пятна габаритных огней машины перед ними. Следом стали проступать очертания и самого минивэна. Туман стремительно таял, курясь обрывками над самой дорогой и землёй. Кислым химическим запахом стало вонять меньше. Непроизвольно подняв взгляд вверх, Михаил увидел, что плотная облачная хмарь тоже начинает развеиваться. Сквозь открывшиеся просветы не по-весеннему высоко расположенное солнце световыми столбами пробилось к земле. Буквально на глазах пришли в движение воздушные массы, окончательно разрывая плотную облачность и бодро растаскивая её куски по небу. В унисон процессам наверху у земли прошли мощными волнами и завихрениями сильные порывы ветра. Ими в воздух подняло много песка, пыли и различного мусора. Видимость резко упала, до полусотни метров. Попутчикам оставалось только порадоваться, что их не было снаружи. В то же время Михаил ощутил всем нутром перепад давления. В глазах всё поплыло, уши, словно ватой забили, в голове гудел набат. Постепенно слух и зрение стали восстанавливаться, а поднятая высоко в воздух взвесь оседать на землю.

      – Максимыч, живой? – обратился он к попутчику.

      – Вроде да. В ушах звон ещё стоит, слышу тебя плохо. Содержимое желудка наружу просится.

      Словно в подтверждение последнего сказанного попутчик резко приоткрыл дверь и, свесившись над дорогой, попрощался с ещё не переваренным завтраком. Михаил еле сдержался, чтобы не повторить действие Максимыча. Этим утром он успел лишь немного перекусить, рассчитывая докинуть калорий позже. Вероятно, это помогло пересилить приступ рвоты. Охранник в свою очередь откинулся на сиденье, стараясь продышаться и подавить новые позывы освободить желудок.

      – Извини, скрутило. – Прохрипел он в промежутках между глубокими вздохами, направленными на ускоренную вентиляцию лёгких.

      – Забей. Сам, как с карусели бешенной только слез. Еле сдержался, чтоб не вывернуло.

      В салоне фургона