Шаг за край. Тина Сескис

я не могу, это я знаю твердо, только пол выглядит не лучше. «Как моя жизнь скатилась до того, что я оказалась именно тут и именно сейчас? Как она пошла наперекосяк?» Ангел читает по моему лицу.

      – Послушай, детка, надеюсь, ты не сочтешь меня слишком навязчивой, но я позже уйду на работу и до утра не вернусь. Почему бы тебе на эту ночь не воспользоваться моей кроватью? Там все в порядке, простыни я сегодня сменила. – И она подталкивает меня к двери, а потом и через лестничную площадку в комнату, в которой кавардак, зато вполне чисто и есть одеяло с вышитыми на нем ромашками. Обнимаю ее и благодарю – и раз, и другой, а едва дождавшись, когда она уйдет, сбрасываю джинсы и насквозь пропотевшую майку и падаю на ее кровать, надежно пристроив полную денег сумку между матрасом и стеной.

      На следующее утро просыпаюсь рано и не понимаю, где я. Прокрутила в уме события вчерашнего вечера, вспомнила про рюмки водки, вонь от готовки на кухне, бобы… хибару, которая теперь моя комната. Вспоминаю, что я не в той комнате, слава богу, а в комнате Ангел. Точно, моя комната для жизни не приспособлена. С усилием заставляю себя выбраться из постели, натягиваю вчерашнюю одежду и иду еще раз взглянуть на соседнее помещение. При солнечном свете комната выглядит еще непригляднее, чем вчера вечером, если такое вообще возможно, хотя я и стараюсь, пусть и ненадолго, забыть о своем милом доме в Чорлтоне, где жила до вчерашнего дня. Решаю, что должна что-то предпринять, иначе, честное слово, непременно сойду с ума. Спускаюсь вниз приготовить чашку чая: в это время, наверное, на кухне никого и, будем надеяться, можно будет попросту стянуть пакетики с заваркой и молоко, вот до чего мне хочется чаю. Красный пластиковый чайник выглядит гадко, внутри весь в накипи, а снаружи на нем такой слой грязи, что легко можно ногтем свое имя выцарапать. Все кружки в пятнах, большинство с щербинами. Я полазила по полкам над раковиной и нашла пачку заварных пакетиков. Как раз когда я лью кипяток в самую приличную кружку, какую смогла отыскать, входит Шанель, девица, которой принадлежит этот дом. На ней короткий желтый махровый халатик (на вид потертый), который оставляет открытыми ее длинные худые ноги бегуньи на марафонские дистанции.

      – А-а, – роняет она. – Это ты.

      Жутко неловко. Я не видела ее с тех пор, как вчера она захлопнула дверь перед моим носом. Чувствую себя тайком забравшейся в дом воровкой.

      – Здрасьте, – мямлю я. – Спасибо, что все же дали мне снять комнату.

      – Ангел скажи спасибо, – хмыкает Шанель. – Она за тебя горой встала. Как я понимаю, опять концерт устраивает, изображая добрую самаритянку; пусть, думаю, ей, должно, от этого легче дышится.

      Не знаю, что на это сказать, так что просто вежливо улыбаюсь, отжимаю чайный пакетик о стенку кружки, потом выуживаю его и аккуратно укладываю сверху в переполненное мусорное ведерко.

      – Та комната грязновата малость, – продолжает Шанель, уже не так враждебно. – Фидель оставил ее в ненадлежащем состоянии. Я собиралась порядок