Когда отцветает камелия. Александра Альва

обанкротилась, заставило Эри нахмуриться и тяжело выдохнуть – она его ненавидела, но никогда не продолжала тему, связанную с отцом. Поэтому и сейчас она улыбнулась, прижала маму к себе и сказала:

      – Я всё успею, а ты лучше сегодня отдохни и откажись от вечерней смены, я за тебя беспокоюсь. Ты снова похудела?

      Женщина отмахнулась и пробормотала:

      – Делай как знаешь.

      – Мам, с тобой точно всё хорошо? Ты выглядишь очень уставшей.

      – Вчера просто мучилась от бессонницы, надо будет заглянуть в аптеку и купить капли. Не бери в голову.

      – Но раньше у тебя никогда не было проблем со сном.

      – Я всё-таки старею, доченька. – Мама улыбнулась одними губами и забрала тарелки со стола.

      Больше они не разговаривали, и Эри, взяв бежевый чемоданчик, где хранила альбомы, кисточки и тушь, вышла из дома.

      Дорога до кофейни, в которую она собиралась устроиться на подработку, вела через пустынные улочки с рядами белых домов, удивительно похожих друг на друга. Только сейчас Эри поняла, что завела будильник с запасом времени, поэтому теперь шла неспешно, разглядывая знакомые постройки и вдыхая прохладный утренний воздух, – в голове всё ещё не прояснилось, но на улице хотя бы дышалось легче, чем в душном доме.

      До собеседования оставалось ещё не меньше получаса, поэтому Эри присела на скамейку в парке, откуда открывался красивый вид на море. В просвете между домами можно было разглядеть голубую полосу воды и чаек, стаями круживших над берегом.

      Она достала из чемоданчика небольшой альбом и провела карандашом первую линию на желтоватой бумаге – хотела зарисовать этот умиротворяющий пейзаж, но мысли снова и снова возвращались к событиям прошлой ночи. Зачем её опоили чаем, кто такой господин Призрак и как она вернулась домой целой и невредимой? А ещё голос. Сейчас она уже не могла вспомнить, что именно слышала во сне, но, когда проснулась утром, этот голос заглушал её собственные мысли. Отстранённый, но в то же время настойчивый, мелодичный – в нём можно было расслышать перешёптывание осенней листвы в кронах деревьев. По крайней мере, так показалось Эри, а она любила поэтичные сравнения.

      Художница набросала на бумаге тории, лестницу, ведущую к святилищу, а на самом верху чью-то тень.

      – Так странно! – пробормотала она, взглянув на карандашный набросок, от которого так и веяло загадочностью. – Это мог быть слишком правдоподобный сон. Или же нет?

      Перед ней кто-то прошёл, загораживая собой свет ещё тёплого осеннего солнца. Эри подняла взгляд, но вокруг никого не оказалось – лишь пустынная улочка и опадающие листья клёна, кружившие вокруг скамейки. Просвет между домами теперь выглядел по-другому, словно она смотрела сквозь грязное стекло, в котором некоторые детали размывались. Вдалеке, с краю дороги, пробежал человек, везущий за собой рикшу¹⁶ – старомодную повозку на двух колёсах; из соседнего дома с яркой вывеской, которую у Эри так и не получилось прочитать, вышли две нарядные женщины в расшитых кимоно, а их широкие пояса оби¹⁷ были завязаны пышными бантами