Совдетство. Узник пятого волнореза. Юрий Поляков

стало темно, но тут же включили колеблющийся желтый свет.

      – Святой, наверное, – предположил Михмат и ласково пригладил Зоины волосы, взметенные порывом, на что она сердито тряхнула головой.

      – Михаил Матвеевич, Симон был апостолом, – поправил Добрюха.

      – А какая разница? – удивилась девушка-паж.

      – Примерно как между инженером и главным инженером, мадмуазель! – улыбнулся вольный курортник. – Как я завидую вам, будете французский изучать! Лямур-тужур… Нас только немецкому учили: хенде хох!

      – Петр Агеевич, я читал про Новый Афон в энциклопедии, – ревниво заметил Михмат, – там ничего нет про келью апостола.

      – В какой энциклопедии?

      – В Большой советской.

      – То-то и оно! – грустно улыбнулся Добрюха. – У Брокгауза есть.

      – Ребенку всю эту религиозную белиберду знать не обязательно! – строго возразил отчим и обнял Зою, словно защищая. – Вы-то, вижу, верующий! – он кивнул на золотой крест.

      – Скорее уж, оглашенный.

      – Оно и заметно. Где служите, если не секрет? У нас в НИИ электроники за ношение предметов культа по головке не погладят. Следят за атеистическим воспитанием кадров.

      – Ну, во-первых, я на отдыхе. Во-вторых, я служу в организации, которая, как и церковь, отделена от государства…

      – Ого, это где же?

      – В Центросоюзе. По снабжению.

      – Грибы-ягоды собираете?

      – Не только. Мелкие городские услуги. Обувь у ассирийцев чистили? Наши люди. А в-третьих, ваша падчерица давно уже не ребенок, – усмехнулся снабженец, – и знает гораздо больше, чем вы думаете.

      – С чего вы взяли, что Зоя – моя падчерица? – обиженно спросил крючконосый, нервно поправляя дымчатые очки.

      – Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, – ухмыльнулся Добрюха.

      Поезд вырвался на свет и снова помчался вдоль синего моря.

      – О! Подъезжаем! Поторопи маму! – Михмат быстро открыл купе и подтолкнул туда Зою, но я успел ухватить взглядом складчатое женское тело, выпирающее из розовой комбинации. Да, мамаша у них в теле!

      – Аникин, одурел! – сердито крикнула она и с силой задвинула дверь.

      – Я слышал, в кооперации очень хорошо зарабатывают? – после неловкого молчания спросил электронщик.

      – Бывает. Ферапонт Головатый в свое время самолет для фронта купил. Упаковал сто тысяч и Сталину отправил.

      – И никто не спросил, откуда столько деньжищ?

      – Спросили. Пасечник он был, а мед всегда в цене.

      – Кучеряво живете! – буркнул Михмат и скрылся в своем купе.

      Поезд шел все медленнее, за окном толпились покатые зеленые горы с провалами ущелий и подпалинами камнепадов, под колесами громыхали ажурные железные мосты, переброшенные через сухие разветвленные русла, сохранившие посередке еле заметные ручейки. Иногда вровень с окном парила чайка, она летела некоторое время рядом, косясь на меня круглым глазом, а потом перед очередным тоннелем взмывала вверх.

      – О, этот юг, о, эта Ницца! – Петр Агеевич облизнул сухие губы. –