Крейцерова соната. Лев Толстой

мода завелась. «На, говорит, вот тебе твои рубахи и портки, а я пойду с Ванькой, он кудрявей тебя». Ну вот и толкуй. А в женщине первое дело страх должен быть.

      Приказчик посмотрел и на адвоката, и на даму, и на меня, очевидно удерживая улыбку и готовый и осмеять и одобрить речь купца, смотря по тому, как она будет принята.

      – Какой же страх? – сказала дама.

      – А такой: да убоится своего му-у-ужа! Вот какой страх.

      – Ну, уж это, батюшка, время прошло, – даже с некоторой злобой сказала дама.

      – Нет, сударыня, этому времени пройти нельзя. Как была она, Ева, женщина, из ребра мужнина сотворена, так и останется до скончания века, – сказал старик, так строго и победительно тряхнув головой, что приказчик тотчас же решил, что победа на стороне купца, и громко засмеялся.

      – Да это вы, мужчины, так рассуждаете, – говорила дама, не сдаваясь и оглядываясь на нас, – сами себе дали свободу, а женщину хотите в терему держать. Сами небось себе все позволяете.

      – Позволенья никто не дает, а только что от мужчины в доме ничего не прибудет, а женщина-жена – утлый сосуд, – продолжал внушать купец.

      Внушительность интонаций купца, очевидно, побеждала слушателей, и дама даже чувствовала себя подавленной, но все еще не сдавалась.

      – Да, но я думаю, вы согласитесь, что женщина – человек, и имеет чувства, как и мужчина. Ну что же ей делать, если она не любит мужа?

      – Не любит! – грозно повторил купец, двинув бровями и губами. – Небось полюбит!

      Этот неожиданный аргумент особенно понравился приказчику, и он издал одобрительный звук.

      – Да нет, не полюбит, – заговорила дама, – а если любви нет, то ведь к этому нельзя же принудить.

      – Ну, а как жена изменит мужу, тогда как? – сказал адвокат.

      – Этого не полагается, – сказал старик, – за этим смотреть надо.

      – А как случится, тогда как? Ведь бывает же.

      – У кого бывает, а у нас не бывает, – сказал старик.

      Все помолчали. Приказчик пошевелился, еще подвинулся и, видимо не желая отстать от других, улыбаясь, начал:

      – Да-с, вот тоже у нашего молодца скандал один вышел. Тоже рассудить слишком трудно. Тоже попалась такая женщина, что распутевая. И пошла чертить. А малый степенный и с развитием. Сначала с конторщиком. Уговаривал он тоже добром. Не унялась. Всякие пакости делала. Его деньги стала красть. И бил он ее. Что ж, все хужела. С некрещеным, с евреем, с позволенья сказать, свела шашни. Что ж ему делать? Бросил ее совсем. Так и живет холостой, а она слоняется.

      – Потому он дурак, – сказал старик. – Кабы он спервоначала не дал ей ходу, а укороту бы дал настоящую, жила бы небось. Волю не давать надо сначала. Не верь лошади в поле, а жене в доме.

      В это время пришел кондуктор спрашивать билеты до ближайшей станции. Старик отдал свой билет.

      – Да-с, загодя укорачивать надо женский пол, а то все пропадет.

      – Ну, а как же вы сами сейчас рассказывали, как женатые люди на ярманке в Кунавине веселятся? – сказал я, не выдержав.

      – Эта