Проклятие памяти. Диана Астрова

Сколько лет потом я пыталась забыть это: темные следы и злорадный смех, но не могла. Воспоминания приходили ко мне снова и снова.

      Тогда родители перевели меня в другую школу, но больше с одноклассниками я не сближалась. Я взрослела. Мои ровесницы влюблялись, выходили замуж. Я жила словно прекрасная принцесса в башне средневекового замка: не впуская никого в свою жизнь, в свое сердце. Конечно, я не была монашенкой, и пару раз у меня случались кратковременные романы, но как только я чувствовала, что скоро будет сделано предложение выйти замуж, я сразу настаивала на расставании. Я боялась новой боли и предательства. И свое сердце доверить никому так и не смогла.

      Я полностью отдала себя учебе – решила стать искусствоведом. Мечта быть художницей была похоронена вместе с моей любовью. Только иногда мне мучительно хотелось рисовать, тогда я покупала холсты, доставала краски и творила. Свои работы я не продавала, поэтому это увлечение мне не приносило денег, а только требовало их снова и снова.

      В расстройстве я еще раз дернула молнию: ее окончательно заело. Бросив сломанную сумку на кресло, я опустилась на пол и обхватила себя руками. Мысли в голове продолжали метаться. Лететь или отказаться?

      Да, нужно признать, что, находясь рядом с Тимофеем, я действительно становилась совсем другой: раскрепощенной, безрассудной, смелой. И мне нравилась эта Анна. Даже моя живопись после нашего знакомства стала другой – смелой, сочной, яркой. Лететь или нет?

      Я рассеянно посмотрела на часы и ужаснулась, что прошло столько времени. Вскочив и достав другую сумку из шкафа, я начала лихорадочно перекладывать в нее вещи. Лучше жалеть о сделанном!

      Я не помнила, как добиралась до аэропорта, как проходила регистрацию, контроль: механически совершала действия, подавала документы, отвечала на вопросы, а внутри росла радость: «Я лечу к нему! Скоро мы увидимся!»

      Внезапно меня охватил страх: «Вдруг он подумает, что я легкомысленная особа, которая бросается на первого встречного? Если я оттолкну Тимофея этой поездкой?» Что я ему скажу? О чем мы будем говорить при встрече?

      Больше всего я боялась неловкости, которую мы могли испытать, и разочарования, что Тимофей окажется не таким, как я помнила, что я все себе придумала о нем. Меня до дрожи пугало, что я ничего не почувствую, когда он меня поцелует. А он поцелует…

      За час с небольшим полета до Санкт-Петербурга я практически довела себя до состояния нервного срыва. Когда самолет приземлился, я уже окончательно решила, что куплю билет на ближайший рейс в Москву и улечу, объяснив Тимофею, что меня вызвали в музей. Да, да, так будет правильно.

      Шагнув за пределы зала прилета, я сразу увидела его. Он стоял с огромным букетом белых хризантем и напряженно смотрел на выходящих, увидев меня он расслабился, улыбнулся легко и как-то по-мальчишечьи задорно, в несколько шагов преодолел разделяющее нас расстояние и обнял меня.

      – Анна!

      Я стояла в кольце его рук, чувствуя, что все мои тревоги напрасны. Я остаюсь. Я дома.

      Я