…Но Буря Придёт. Nameless Ghost

у Стейне – как бы иные меня не чернили, – губы её на мгновение покривились в презрительно-горькой усмешке, точно вспомнив кого-то.

      – Так было когда ты была тут добычей Ножа – никто не желал искать свары с ним, пока тот слыл верной рукой Турсы и самогó ёрла. А сейчас…

      Храфнварр запнулся на миг.

      – Не одни языки могут жалить, ведь знаешь… Ты здесь одна, и незавидна доля чужеземки из Эйрэ в час войны с их áрвеннидом. Тем более такой прекрасной…

      Он умолк, глядя на неё, и на миг нахмурившись отвёл глаза вбок.

      – Ёрл не сделает мне дурного, почтенный. Зря ты тревожишься за меня. Для всех я давно стала дейвóнкой. И что же… беды научили меня быть покорной судьбе, когда требуется.

      – Ёрл скоро покинет Высокий Чертог. Стейне уже к лету отправится во главе больших войск на восход, и вершить в Хатхалле делами будут другие, кто не столь безразлично зрить станет быть может на молодую вдову Ножа, нажившего себе многих недругов даже в нашем семействе. А у тебя есть сын…

      Она долго молчала, пристально взирая на вершнего стерквéггом – глядя на то, как обычно суровый Прямой засмущался вдруг, засопев носом в волнении, и не зная куда деть свои руки захрустел за спиною костяшками пальцев. Женщина отчего-то прищурилась, и взгляд её стал презрительно-острым и резким – как наставленная прямо на Гераде пика.

      – Ради чего столько много забот о чужеземке, почтенный? Или ты глядя на меня думаешь, что тоже как Нож можешь…

      – Суховей из Ардну́ра, женщина! – перебив её речь на краткий миг вскипел Храфнварр, – я предлагаю тебе супружество – и вовсе не из жалости!

      – Дурную жену ты себе выбираешь, тиу́рр… – спустя длительное молчание ответила она глухо, потупив к ногам взор – затем резко впилась им прямо в глаза Гераде.

      – Сумеешь ли вынести, что не один рот тебе в спину скажет здесь: «как нож переломился, так он точно вор сразу ножны себе уволок» – что благородный Храфнварр позарился на Арнульфову подстилку из рыжих с его же приплодом?

      – Пусть скажут – узнают, что и я любой нож преломить не бессилен, – угрюмо ответил Прямой, – людей я убил и побольше за Арнульфа, Всеотец мне свидетель… пусть отважатся рты приоткрыть! Да и плевать мне песком на порожние речи, как молвят ардну́рцы.

      Она молчала, лишь пристально глядя в глаза вершнего укрепью.

      – Да, я немолод уже, сам лицом не горазд, и нрав у меня вечно суровый – но тем не менее дай свой ответ, Гвенхивер? Если даже твоё сердце не лежит к человеку из дома Скъервиров, то подумай о сыне. Он славный ребёнок… таким мог бы быть и мой Бер, если бы его с матерью не забрала красная смерть там на юге…

      Он умолк на мгновение, сглотнув горький ком в горле.

      – Я не обижу тебя, как мой родич. Дай свой ответ…

      Она долго молчала, пристально глядя в рябое на левой щеке лицо мужчины – свидетельство прежней утраты – и её синие глаза настороженно и внимательно оглядывали того. Лишь сердце в груди вдруг взволнованно забилось чаще, когда дочерь Ллугайда-сльохт-Кинир вспоминала события многих прошедших