Дом на солнечной улице. Можган Газирад

нам отойти от двери, чтобы он нечаянно не стукнул нас этим загадочным объектом. Баба́ помогал ему, придерживая и направляя коробку с другой стороны. Солдат поставил ее в углу гостевой комнаты, прислонив к стене. Я в жизни не видела таких больших вещей. Мар-Мар попыталась заглянуть в узкую щель с края коробки.

      – Принеси из кухни нож, – сказал баба́ солдату.

      Тот принес острый нож и приблизился с ним к коробке. Мы боялись ножа и потому спрятались за диван, откуда наблюдали, как он режет картон. Через несколько минут появилась восхитительная деревянная рама картины. Следом копыта и ноги вороной кобылы на пастбище и наконец императорский портрет Мохаммеда Резы Пехлеви, шаха Ирана, развернулся в абсолютной тишине комнаты. Обряженный в посаженную по фигуре, богато украшенную форму, с усыпанной драгоценными камнями короной на голове, он прожигал нас взглядом, благосклонный и гордый.

      – Что это такое? – спросила мама́н.

      – Это… подарок от Его Высочества за годы службы в армии.

      – Они согласились на досрочную отставку?

      – Согласились.

      В начале лета баба́ подался в аспирантуру в несколько университетов в Соединенных Штатах и в конце ноября получил ответ из Университета Алабамы, где учился его двоюродный брат. Когда он рассказал мама́н, та в полный голос расхохоталась и сказала, что он, должно быть, шутит. Она сказала, что они не могут всерьез принять сорокалетнего мужчину из страны на другом конце планеты. Баба́ показал ей официальное уведомление о зачислении с рельефной печатью внизу. Неделю спустя баба́ написал запрос о досрочной отставке в генеральный штаб армии, но никто – даже он сам – не верил, что его удовлетворят.

      Мама́н глубоко вздохнула и замолчала. Солдат отдал честь, и баба́ отпустил его. После того как он вышел, баба́ оперся о дверной косяк и уставился на мама́н. Она подошла к картине и впилась взглядом в кричащую посреди спокойствия пейзажа корону шаха. Она обернулась и сказала:

      – Я думала, они ни за что не примут твою отставку в такое сложное время.

      Баба́ кивнул.

      – Ну, ситуация для высокопоставленных офицеров опасная. Генерал-майор принимает прошения об отставке от тех, кто хочет уехать из страны.

      – Значит, ситуация выходит из-под контроля даже для армии?

      Баба́ ничего не ответил.

      Мама́н запустила пятерню в волосы, с трудом удерживая себя в руках.

      – О чем ты думал, когда нес это домой?

      – Что ты имеешь в виду?

      – Ты не думаешь, что у нас будут проблемы от такого огромного портрета шаха в квартире? В то время, когда большинство иранцев его ненавидят?

      – Мы его не ненавидим.

      – Ты скоро уедешь из страны. Что я буду с ней делать, когда останусь одна с детьми?

      – Нельзя было отказаться, азизам. Я был вынужден принять ее.

      Мама́н больше ничего не сказала. Она поджала губы и вышла из гостевой комнаты – привычка, которой она поддавалась, когда ее раздражал разговор.

      После ее ухода баба́ перевел взгляд на нас. Он заметил,