Я знаю, что видел. Имран Махмуд

сколько?

      Вино еще больше растягивает его гласные.

      – Ничего. Забудь.

      Резкий щелчок, затем негромкий глухой удар.

      – Что ты наделал? – кричит она.

      Пронзительный голос. Преисполненный возмущения.

      – Я случайно, – извиняется он.

      – Сломал! – Она садится на диван. – Ты сломал ее, идиот!

      – Я идиот? Да это всего лишь гребаная пластинка. Забудь про нее. Куплю тебе новую.

      – Да, но она будет все равно другая. – В конце ее фразы слышится разочарование.

      – Что? Хочешь сказать, потому что это будет не его пластинка?

      Девушка выдыхает, будто выпуская пар и показывая, что спор ее утомил.

      – Ах, забудь, – говорит она, ее голос по ходу фразы отдаляется, словно она идет к обеденной зоне. Она как будто бестелесна: я не слышу ее шагов и не могу подтвердить свою догадку о том, куда она направляется.

      – Нет, нет и нет. Не забуду, – твердит он; его голос преследует ее, пыхтит и напирает.

      – Отстань от меня. – Ее голос теперь где-то вдалеке.

      Судя по звуку, она на другом конце комнаты.

      Я тихо перекатываюсь на бок, чтобы выглянуть из-за края дивана. Дальний конец комнаты освещен плохо. Затухающий камин до него не достает, но мне удается разглядеть их ноги. Он – в брюках от костюма. Она – в чулках или колготках. Поднимаю глаза выше, но обеденный стол по-прежнему заслоняет собой значительную часть комнаты. Напрягаюсь и замечаю какое-то мельтешение.

      Он держит ее за запястье, но она пытается вырваться. В ее позе нет страха. Она его знает. Она в безопасности.

      – Гребаная любимая пластинка от бывшего дружка, – цедит он.

      Не все его слова до меня долетают.

      – А я ведь знал, ты все это время хранила здесь вещи, втихую, как…

      – О боже, – перебивает она, – да ты пьян.

      Моргаю, чтобы избавиться от плывущих перед глазами пятен. Она произносит еще что-то, но я не слышу.

      Голос у нее резкий, он взлетает до потолка и рассыпается вокруг меня осколками битого стекла.

      – Ты знаешь, как я к этому отношусь… чтобы мой отец, да еще в это время, когда… – Его голос поднимается и падает, до меня долетают лишь обрезки. Если б я только мог расслышать все.

      – Если бы ты разобрался со своими делами, ты бы, может, не стал…

      Еще шум.

      Вытягиваю шею, чтобы приглядеться. Вижу облако темных волос.

      – Закрой рот, – обрывает он.

      Он завалил ее спиной на стол и зажал рукой рот. Вижу, что она вырывается, пытается встать, скинуть его вес со своего тела. Отодрать его руку от своего рта.

      Сердце стучит все быстрее, но я парализован. Прекрати! Беззвучно шевелю губами. Хватит.

      Она пытается ударить ногой, но машет по воздуху.

      Отпусти! Она не может дышать.

      Ее голос стремится вырваться из легких, но он преграждает ему путь, прижимая ладони к ее лицу. Мне бы сейчас встать и сделать что-нибудь, но я прирос к своему месту. Меня не должно быть здесь. Даже себя я убедил, что меня здесь нет. И все же я есть. Я должен встать. Должен