Ночь без дна. Тициана Ламзина

сохранялись очень древние, может быть, даже зачарованные колодцы, в которых была чистая, свежая вода…

      …Он дотащился до города в промозглых сумерках. Обе руки и рёбра жглись и ныли, в сапогах плескалось по ведру воды, и подошвы со злорадным хлюпаньем обещали очень скоро отвалиться к бесам собачьим. Он втиснулся в ворота; в лиге от города к тракту стали подворачивать множество небольших дорожек, тропинок, и по всем засновало удивительное множество самого разного народу; так что у высоких старых металлических створов Восточных Ворот (оказалось, так они именуются) намешалась суетливая, насквозь промокшая под дождём толпа. Ругающиеся, мокрые стражники – огры и полутролли – недовольно рявкали на всех, в ком не угадывалась знатность или богатство – вещи, как известно, отнюдь не всегда друг другу сопутствующие. Юноша-полуэльф в драной кольчужке, уже без куртки (разодралась окончательно, уже никак не починишь, пришлось бросить), тощий и бледный как смерть явно не обладал ни первым, ни вторым. Но в город его впустили, и даже в карман попытались залезть всего лишь два раза. На второй попытке Тарквиний перехватил, слегка вывернув, пальцы какого-то чернявого парня примерно своих же лет, заговорщицки заглянул в горящие лихорадкой глаза карманника и тихонько спросил:

      – Ну, нашёл что-нибудь?

      Тот, ошалев от такого напора, сперва хотел вырваться и удрать, но, несмотря на выбитый сустав, рука у Тарквиния была стальная: в такой можно вороватую лапу до плеча оставить. Так что чернявый предпочёл просто вполне пристойно осклабиться и фыркнуть:

      – Да блин, братуха, непохоже, шоб у тя там ваще хоть чё-нить было, ну!

      – Вот и я так думаю, – согласился наёмник с ухмылкой, отпустил воришку и пошёл дальше. Хитрый манёвр принёс хорошие плоды: больше карманники его не трогали.

      От ворот веером расходились плохо освещённые в дождливый вечер, грязные узкие улицы. В домах свет горел, но тут было принято тщательно завешивать окна, и на булыжные мостовые свет не падал, так что всюду было темно. Тарквиний трижды попытался спросить дорогу: он давно наизусть выучил адрес получателя своего пакета, но города как такового не знал совершенно. Первый прохожий – пожилой эльф-ремесленник с бутылкой пива в руке – оглядел его с головы до ног, задрал изящные брови, презрительно хмыкнул:

      – Иди шути свои шутки в другом месте, молодой человек! – и удалился с гордо поднятой головой. Второй – орк-южанин – сделал вид, что не понимает язык, на котором к нему обратились (то бишь, южный орочий!); но за спиной отошедшего парня насмешливо фыркнул. Третий же – гоблин из городских (то есть и не гоблин-то на деле, ведь «городские» – это только прозвание общины когда-то сбежавших с родного Южного Побережья гоблинов-южан, давным-давно перемешавшихся и с кровной роднёй, и с кучей других рас, кроме собственной – южными и северными гоблинами) – уставившись на приезжего, просто покрутил пальцем у виска и с гримасой вечно укуренного дурманщика (у городских гоблинов почти