Минувших дней разбуженная память. Николай Бушнев

свою стремительность, и, словно загнанный зверь, всё труднее дыша умеряет свой бег.

      С давних времён на полуострове жители занимались рыбным и пушным промыслом, сдавая добычу скупщикам. Острые классовые схватки гражданской войне не обошли затерявшейся среди тайги посёлок. Сторонники старой жизни защищали власть имущих, а сочувствующие новой вступали в отряды красных партизан.

      В посёлке была лишь одна улица, тянулась она вдоль реки. Верхняя часть её находилась на возвышении и была застроена добротными рубленными домами с крепкими заборами и сараями, принадлежавшими зажиточным промысловикам и скупщикам. Остальная часть улицы – строения с обветшалыми жердевыми заборами, с прогнутыми крышами, прокрытыми в большинстве, корой и дранью. Звалась она Слободой. Эти части улицы разделяла берёза, приютившаяся у обочины. После первых схваток за власть кто-то перегнул берёзу через улицу, и стала она своеобразной границей двух лагерей. Классовая борьба отражалась здесь, в далёкой провинции, мелкими стычками молодёжи, переходящими в массовые драки враждующих сторон.

      С годами жизнь в Козыревске всё больше приобретала целенаправленность. Большинство жителей вступило в лесозаготовительную коммуну, при которой были организованы курсы ликбеза и библиотека – читальня.

      Шёл 1927 год. Берёзу-границу давно уже спилили и лишь ошмурыганный задами мальчишек пень напоминал о её существовании. Но живущих в верхней части улицы всё ещё называли – заберезенцы.

      В посёлке была уже партийная и комсомольские организации, которые неустанно проводили идеологическую работу среди населения. В один из субботних дней они вывели партийцев, комсомольцев и сочувствующих власти жителей на первый коммунистический субботник. Надо было заготавливать дрова для амбулатории, школы, почты и других общественных зданий поселковой коммуны.

      После окончания субботника комсомольцы, несмотря на усталость, собрались в избе-читальне. Она размещалась в заброшенном старом доме с позеленевшей от времени крышей и низкими подслеповатыми оконцами.

      Собрание открыла секретарь комсомольской ячейки худощавая, юркоглазая Мария Забродина.

      – Молодцы! Здорово мы поработали. Заберезинцы-то весь день глазели, как у нас все ладилось, – сказала Мария, поправляя сбившуюся красную косынку. – А ты, Сергей, особенно, – обратилась она к чернявому, коренастому парню. Он кашлянул в руку и, переминаясь, спросил:

      – Маруся, а деньги когда? Мы с родичем-то на совесть ворочали, – и посмотрел на стоявшего рядом с ним Илью.

      – Ты че, Сергей? Я ведь говорила, что заработанное пойдет в помощь сиротам.

      – Помощь-то ясное дело, но не все ведь отдавать, – упирался тот.

      – Окстись, Сережа. Не мели! Ты же один из первых записался в ячейку, а показываешь такую политическую неграмотность. Деньги ему! А кто Советской власти помогать будет, как не мы, – комсомольцы?