Три войны. Владимир Васильевич Киреев

пока на войне был, похоронить не удалось.

      Павел перекрестился, – Царство небесное, – Испытывающим взглядом окинул жениха – Обижать дочку не будешь?

      – Да-а, её обидишь?! – усмехнулся Василий.

      – Ирина, а ты чаго молчишь?  У Васи работы ничуть не меньше, чем у нас.

      – Не боюсь я работы, я тоже не белоручка какая.

      – Ну что ж, жена, твоя дочь – тебе и слово. – Павел повернул голову в сторону печи, где возилась Ирина Романовна.

      – Доча, мы тебя не неволим,  – мать спешно вытерла руки о полотенце, вскинула на молодых свои зеленые глаза, и улыбнулась. Лицо ее раскраснелось от жара печи:

      – Сама выбрала себе жениха, вам и жить. Только людей не смешите. Где и поругаетесь, так дома и наедине. На люди ничаго не выносите. – И вновь повернулась к печи.

      – Ну и славно, – одобрительно завершил разговор отец. – Засылай, Василий сватов.

      Мать украдкой вытерла слёзы, а Ирина и Василий сияли, как два новых самовара.

      Пили чай заправленный молоком, ели драники со сметаной и говорили о разном.

      Провожая жениха Ирина задержалась на крыльце в его объятиях.

      – А я –то как погляжу, ты гуторишь как тятя с мамой, – по доброму засмеялся Василий. – Все каго, да чаго.

      – А ты что лучше меня? – обиженно ответила Ирина, глядя из под пряди густых волос. – То теперича, то давича. За собой не замечаешь, а к другим придираешься.

      – Да ты не серчай, я ж не со зла, ты еще моего дружка Степку Богомолова не встречала. Он без едрена вошь и разговора не ведет.

      – У каждого есть свои причуды, я уже привыкла к твоему гуторю.

      Мне тоже по сердцу твоё : каго да чаго.

      – Ну ладно беги, – строго сказала Ирина, а то тебе еще до дому топать и топать.

      По характеру Василий был заводной, вспыльчивый, но зато и отходил быстро. Ирина знала об этой его черте, а потому согласилась выйти замуж в свои неполные восемнадцать лет. Свадьбу сыграли на Петров день в этом же году.

      Придя в новый дом молодая хозяйка начала наводить свои порядки. Лишь только мужики уехали в поле и они со свекром остались одни, она перво-наперво сняла с окон грязные посеревшие от пыли занавески. Вынесла их на улицу и замочила в деревянном корыте. Старательно помыла окна, косарем проскоблила дочиста полы в избе и вымыла их. Юда сидел во дворе, как неприкаянный и подслеповато щурясь настороженно глядел в ее сторону. Иногда невестка останавливалась, выпрямляла спину и смахивала ладонью пот со лба.

      Юда боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть увлекшуюся работой невестку, а только внимательно наблюдал за ней.

      « Эть надо же», – думал он, – За весь день ни присела, ни разу не отдохнула, а все копошится в доме, все по своему перестраивает».

      В своих думах он не заметил, как на крыльцо вышла Ирина и подперев руку в бок, громко сказала ему:

      – Надо бы печь растопить, щей хоть сварить, а то мужики с поля голодные приедут. Где у вас тут дрова?

      – Щас, щас, – засуетился свекр и кряхтя поднялся с лавки. – Я дочка сам