Ave Maria. Вацлав Вацлавович Михальский

этот час «мертвым», в хирургии его называли «сончас». Напоминаний о смерти здесь и без того хватало.

      Последние полчаса перед встречей Александра провела в таком возбуждении, что пришлось просить Наталью накапать ей валерьянки.

      – Капай побольше, мне надо успокоиться.

      – Ав чем дело?

      – Потом расскажу, после трех.

      Наталья, не скупясь, накапала валерьянку. Александра впервые в жизни выпила успокоительное.

      За пять минут до встречи она пошла к воротам. Мельком взглянула на облетевший клен под окном институтской хирургии. Все три листочка держались стойко и даже, как показалось Александре, одинаково радостно поблескивали на солнце и трепетали под легким дуновением ветра.

      Ксения была на месте. В кургузом коричневом плюшевом пиджаке с худенького материнского плеча (такие носили перед войной), в цветастой шифоновой косынке, в юбке от школьной формы, в стоптанных туфлях-лодочках, до блеска начищенных гуталином, в светло-коричневых хлопчатобумажных чулках в резинку с бледным, почти детским перепуганным личиком Ксения выглядела довольно жалко. «Надо сразу белый халат на нее напялить, он все скроет», – подумала Александра прежде, чем поздороваться.

      – Это вся твоя зимняя одежка? – кивнув в ответ на «здравствуй», спросила Александра.

      – Наверно, – робко ответила Ксения.

      – У тебя и шарфика теплого нет? Так и ходишь с открытой душой?

      – Н-нет, но мне тепло.

      – Ладно, потом разберемся. Пошли. Только когда придем, не реви, не кричи, сейчас сончас и многие спят. Ясно?

      – Я-ясно.

      – У тебя уже сейчас губы дрожат… Не реви, а то и я разревусь. Пошли, он ждет.

      В приемном покое Александра взяла у девчонок чистый накрахмаленный халат. Ксения в нем изменилась разительно, даже как бы повзрослела на вид.

      – И косынку сними, надень мой колпак, как будто ты медсестра. Ой, как тебе идет! Вперед, Ксеня!

      Адам стоял у окна спиной к ним и не заметил, как они подошли.

      – Привет! – коснулась плеча Адама Александра. Тот обернулся и увидел перед собой одновременно и первую, и вторую жену.

      Ксения молча припала к груди Адама. Плечи ее тряслись в беззвучных рыданиях.

      – Все, я пошла, – сказала, отходя от них, Александра и тут же, чтобы подавить вдруг накатившую тошноту, прижала к губам носовой платок.

      На посту опять дежурила Катя. Почему-то она всю неделю выходила в дневную смену.

      – Катя, ты проследи, чтобы им никто не мешал, – распорядилась Александра.

      – Хорошо. А это его сестренка? – полюбопытствовала Катя.

      – Жена. Сестра – это я.

      – А-а, – удивленно пропела Катя, – а я…

      Но Александра уже скрылась в проеме двери на лестничную клетку, опустошенно думая на ходу: «Идиотка! Какая же я несчастная идиотка – сама отдала, своими руками!»

      V

      Океанский лайнер отплывал из Марселя в Нью-Йорк ровно в 18.00 по среднеевропейскому времени. Так что в запасе у Марии и Павла