Нефертум. Запретная кровь. Евгения Гвендолин

Он просто хотел умереть.

* * *

      Снег валил всю ночь, а наутро воцарилась такая тишина и благодать, будто сам Альхор вновь спустился на землю. Даже муки к утру отступили, оставив после себя лишь цепенящую усталость. Именно в ту ночь виконт понял, что жить ему осталось недолго.

      Сперва он разозлился. На себя, на мать, на отца, даже на Йоханну, а затем вдруг почувствовал удивительное равнодушие к своей судьбе. Никто не прольет ни слезинки после его ухода, никто не вспомнит его добрым словом, всем наплевать. Даже старшая сестра бросила его, лишь бы не видеть, как с каждым днем брат хиреет. Никто не хочет видеть страдания других.

      – Ну что, вашмилость? Как себя чувствуете?

      – Приготовь кресло, Йоханна, – попросил Людвиг слабо. – Я хочу на улицу.

      Медведица лишь покачала головой:

      – Какая вам улица? Подхватите простуду, помрете. Как я перед вашей сестрой буду объясняться?

      – Пожалуйста. Я чувствую, что… – Он хотел сказать о своем скором уходе, но решил не пугать лишний раз хожалку, у нее и так слабое сердце. – Мне уже лучше, правда. На воздухе станет еще легче.

      Как ни странно, Йоханна не стала спорить и принялась обматывать его одеялами, чтобы он не замерз. Затем велела принести носильное кресло.

      Только вот лишний вес снова дал о себе знать: носильное кресло, служившее ему верой и правдой столько лет, теперь оказалось мало.

      – Ну и задницу вы себе отрастили, – прокряхтела Йоханна, пытаясь протолкнуть его между подлокотниками на сиденье, ставшее вдруг таким узким. – Вот же приспичило тащиться к черту на рога!

      – Твое ворчание сведет меня в могилу! – парировал Вигги. – Давай, толкай!

      Наконец, кресло поддалось, и он проскользнул в него, как винная пробка в горлышко. Теперь главное не шевелиться, иначе будет нечем дышать!

      – Понесли! – велел он слугам, и те с кислыми рожами взялись за ручки.

      Слуги подняли его и, кряхтя, отнесли на улицу. Когда морозный воздух ударил Людвигу в лицо, кожу приятно защипало. Кажется, виконт не был снаружи целую вечность! Так недолго и пылью зарасти, будто старый половик! Надо бы себя как следует встряхнуть, правда?

      Аэнорский замок даже в лучах солнца казался иссиня-черным на фоне туманно-серых гор. Горгульи в шапках из снега смотрели с его башен, словно ждущие своего часа стражи. По замковому двору сновали слуги, и Вигги с сожалением заметил, что среди них нет ни одной молодой девушки. Хожалка нарочно избавилась от всех незамужних девиц, словно боялась, что незадачливый виконт влюбится и будет страдать от неразделенных чувств. Возможно, ее опасения даже не были напрасными, только вот Людвиг был уверен, что, влюбись он, справляться с болезнью было бы куда легче.

      Взглянув на покрытые наледью шпили башен, зубцы крепостных стен, а за ними на темнеющий силуэт леса, Людвиг почувствовал, как от горя и злости защемило сердце. Аэнорский замок – навечно его золотая клетка, в которой он умрет, даже не вдохнув воздуха свободы.

      Поняв, о чем он думает, медведица похлопала