Я мог бы остаться здесь навсегда. Ханна Гальперин

глазеют на Вивиан, или глазеть на нее самой. Она обладала всем, чего не хватало мне. Осушив стакан, я обернулась к Дэвиду Эйзенштату и спросила, откуда он родом. Каштановое гнездо на голове, очки, рубашка с длинным рукавом, несмотря на августовскую жару. Плюс привычка теребить пальцами растущие на лице волоски. Любимые писатели – Филип Рот, Владимир Набоков и Дэвид Фостер Уоллес.

      – Коннектикут. А ты? – спросил Дэвид.

      – Я из Массачусетса. Впервые на Среднем Западе.

      Дэвид вежливо кивнул и снова обернулся к Вивиан, которая как раз рассказывала, как ходила на творческий семинар к Зэди Смит. Ясное дело, слушать ее было интереснее, чем обсуждать со мной, кто откуда родом. Я старалась внимать Вивиан так же увлеченно, как другие, но постоянно отвлекалась.

      В то время я еще активно общалась с Робби. Не знаю, можно ли было назвать его моим парнем, но лет с семнадцати я регулярно ночевала у него по выходным, а иногда и в будни. Робби несколько раз признавался мне в любви, и я всегда отвечала, что тоже его люблю – по большей части потому, что не хотела терять возможность оставаться у него на ночь. Мне нравилось заниматься с ним сексом, вместе есть хлопья, смотреть телевизор, пока не вырубимся. Но я хотела большего.

      Мы с Робби дружили с детского сада, я нравилась ему всегда, даже в уродливый подростковый период – время очков, брекетов и прыщей. Очки я ношу по-прежнему, и прыщи у меня тоже периодически появляются, но в целом можно сказать, что юношескую неприглядность я переросла.

      Робби был милым крупным парнем, этаким дровосеком. Ростом с меня, или, может, чуть пониже, смотря как встать. А еще он, единственный во всем мире, не считая родственников, меня любил. И все же книжек он не читал, а значит, интересы у нас абсолютно не совпадали. Конечно, я не мечтала встретить полную свою копию, но, случалось, я рассказывала Робби о каких-нибудь своих наблюдениях, а он просто кивал или разводил руками, не задавая вопросов и не пытаясь поддержать тему. Нет, мы разговаривали. Постоянно разговаривали. Но я все ждала, когда же он скажет что-то такое, что меня поразит. Или заглянет в глаза и спросит: «Почему?» – искренне желая услышать ответ.

      Вечером первого дня в Мэдисон я вернулась в свою новую, практически пустую квартиру в Норрис-корт и позвонила Робби.

      – Как все прошло?

      Он втянул ртом воздух, и я представила, как он сидит на краю кровати и курит косяк. Одет, должно быть, в пижамные штаны, курчавые волосы спутаны, глаза полузакрыты.

      – Я чувствовала себя идиоткой.

      – Ты не идиотка, – возразил он.

      А мне хотелось, чтобы он спросил, почему так вышло.

      – Они все пишут романы. И обсуждают писателей, которых мне бы стоило прочитать давным-давно.

      – Не переживай. Ты самая умная из всех, кого я знаю, – заверил Робби.

      Я разревелась. Вдруг я отчетливо поняла, что хоть и люблю его, вынуждена буду с ним порвать.

      – Робби.

      – Лея, – по голосу слышно было, что он улыбается.

      – Почему я вообще тебе