Заражение. #Depressed_ esthete

власти обеспокоены скоростью распространения заболевания. Интересно, с ней все хорошо? Может стоит ей написать? Просто спросить. Симптомами эйтеловируса является повышенная температура, сыпь на руках, а также общая слабость в теле, некоторые заболевшие жалуются на запутанность сознания и проблемы на уровне тактильных ощущений. Достоверных подтверждений этой информации нет. Пора идти, осталось две минуты, разницы никакой.

      По кишке обратно, в темный прямоугольник ресторанного зала, где Настя с Петей и Сергеем сформировала коммуну, где какой-то нонейм сидит за столом и занят заполнением формального бланка для трудоустройства, где на кухне и мойке люди не закрывают ртов, где узбекский парень фарширует тесто под заказ, а главная по смене осматривает со своего места в углу все происходящее, вырвавшись картинками Манги мыслями далеко за геометрию поля. Появляется чувство потерянности из-за того, что я здесь никому не нужен. Неожиданный страх наваливается толстым брюхом, высекая мгновение паники. Хочется уже подойти к этому молодому мальчику с длинными волосами, который устраивается сюда на работу, просто поговорить. Но вот Настя отвлекается от своей беседы и под руку уводит меня наверх, обслуживать пристыковывающихся к столам любимых гостей. Она пытается объяснить последовательность действий, но я, уверенный, что последовательность станет ложной, абстрагирован.

      Солнце парит на своем обычном месте. На лбах расцветает роса. Ее футболка в подмышках в подоподтеках. Моя выглядит также? Скрываясь, ощупываю проблемные места, нет. Только запах. Не выходит сокрушиться. Каждому достается по два стола. Мои те, что с милыми дамами и парой, укомплектованной маленькой, видимо, дочкой. Записная книжка и ручка в кармане метаморфируются в артефакты. Два бокала вина, салат Цезарь, паста, пицца пепперони, апельсиновый сок, чай (вроде зеленый) и чизкейк Нью-Йорк. Пока спускаюсь вниз, пробить заказ, внутри поднимается гордость за себя, за первые настоящие заказы.

      Прислонившись к модулю кипера жму по его допотопному сенсору простым карандашом в поисках нужных блюд минут 10. Прохлада подземелья не помогла не вспотеть. Нервно всматриваюсь в цифры ручных часов и понимаю, что не знаю, как долго я здесь. Мозг замораживается, сковывается страхом за ту ошибку, которую я мог совершить – в первый день подвести коллег и начать отлынивать. Устремляюсь с чувством вины и мчащимся сердцем обратно. Почти сразу от процесса уничижения отвлекает Настя, которая вручает мне поднос с огрызками хлеба и жирными от супа тарелками. Что? Опять? И ко мне сейчас приходит осознание того, что конкретно я буду делать.

      Ткань фантазии, которую мы с таким усердием ткем, рвется, наткнувшись на грубую поверхность реальности. В первый, десятый, сотый раз настолько больно смотреть на разрушение своих верований, что нас начинает тошнить и мы прячемся от глупого, но настоящего