Пыль. Денис Борисович Поздняков

прогулка?

      – Привет, – ответил Клим. – Нормально, в целом.

      Они поехали. Водила периодически вглядывался в зеркало на Клима.

      – Так вы знакомы? – наконец спросил он.

      – С кем?

      – Так парнишка постоянно именно меня заказывал. Доезжал до места, где ты вылез, и уходил. Потом вечером обратно его вёз. Что у вас там? Партизанский схрон? – он потряс своё тело смехом. Затрясло и автомобиль, повело, но тот умело выправил его, будто своё дутое тело, к которому прилагалась этакая вездеходка.

      – А давно он сюда приезжал? – спросил Клим.

      – После тебя сразу. А я ему говорю: «Остановку тут надо ставить и маршрутку пускать!» – опять хохот потряс салон.

      – А обратно?

      – Не, обратно пока нет.

      – Слушай, а парень тот, как он тебе? – спросил Клим.

      – Да, какой-то нервный, но вежливый.

      Климу больше не хотелось говорить. Он прижался лицом к стеклу, смазав изображение. Казалось, что из леса выходят по их пути змеи с шелушащейся корой калеченных деревьев, зеркала болот с выдавленными насильно каблуками уступов, ключицами перегнивших веток, далее – пролесками и громадными муравьями наползающих на солнце кустарников.

      Водила протянул визитку:

      – Вот, вызывай, будешь в этих местах, дешевле обойдётся, как постоянному клиенту. Меня Василий зовут, – он протянул руку, похожую на резиновую перчатку, вставшую над банкой забродившей браги.

      – Клим.

      – Клима клином вышибает, – он опять принялся хохотать, похлопав по плечу пассажира. – Не обижайся. Тебе куда в этот раз?

      – Домой. – Клим назвал адрес.

      Дома, как всегда, царил беспорядок. Вечные уличные ветра надували шторы грязным пузырём. Прожжённый окурками линолеум выгибался наружу и извивался узорными закорючками. Шуршали сквозняком: обрывки этикеток, разноцветные стикеры, колбасная кожура. С полок удивленно выглядывала грязная посуда. Журнальный столик в испуге жался к кушетке. На нём пепельница. В ней, словно вросшие в золу пни, торчали короткие окурки с прикушенными концами. На полу разбросан пластик и алюминий, судорожно помятый, как свет в комнате. Клим щёлкнул выключателем: стало ещё грязнее. Заляпанная лакированная мебель поймала обмылок лампочки.

      Он нашёл свой мобильный, сел на кушетку, набрал на работу:

      – Я заболел. До конца недели возьму за свой счёт… совсем плохо… нет, в больницу не дойду, отлежусь дома… хорошо. – Сбросил.

      Теперь можно выспаться. Клим выключил свет, не раздеваясь, повалился на проваленную кушетку, так же прожжённую местами, и закрыл глаза. Веки прозрачно налились красным туманом. В голове гулял тихий шёпот искажений окружающих звуков, преобразуя их во что-то знакомое и членораздельное, в музыку, отмеряемую примитивными ритмами. Мозг заполнило каким-то сюжетом, то ли происходившим когда-то и забытым, то ли происходящим не с ним, сопровождаемый резким запахом, знакомым, как этот сюжет.

      Вдруг по всему телу пробежала