Школа. Точка. Жесть. Любовь Маркова

было начало конца. Конца тотального неприятия молодой учительницы. Зверята почувствовали, кто вожак стаи.

      Зверята почувствовали, но не смирились. Они ещё не были сломленными и одомашненными.

      На следующий день они показали свои остренькие зубки

      – Любовь Григорьевна! Вас Галина Дмитриевна зовёт в восемнадцатый кабинет, – забежав в учительскую, прощебетала секретарша Вика.

      – Хорошо, сейчас иду.

      Я зашла в кабинет, где смирно, очень тихо сидели учащиеся 7в класса муниципального общеобразовательного учреждения. Они прямо вытянулись в струнку, сидя за партами. И так же, вытянувшись в струнку, стояла за кафедрой Галина Дмитриевна. Даже скелет в противоположном от Галины Дмитриевны углу, казалось, тоже вытянулся в струнку. Воздух был звеняще-напряжённым.

      Я понимала: что-то случилось. Но что?

      – Любовь Григорьевна, пойдёмте в лаборантскую, – тихо, себе под нос, проговорила Галина Дмитриевна и стала отступать в сторону лаборантской. Не идти, как обычно, а отступать, продвигаться, как будто сзади сейчас начнётся миномётный огонь, поэтому нужно двигаться осторожно, не показывая противнику в открытую свои маневры.

      Так мы дошли до лаборантской: я шла медленно, но обычно, повернувшись к классу задом, а вот Галина Дмитриевна шла в лаборантскую на ощупь, ориентируясь на меня, потому что шла она лицом к классу, и только зайдя в лаборантскую и закрыв дверь на шпингалет, она наконец повернулась ко мне задом.

      И тут я увидела! Из её зада, обтянутого серой тонкой юбкой, торчали иглы – настоящие швейные иглы- в количестве пяти штук.

      – Какой ужас, Галина Дмитриевна! Кто это так?

      – Любовь Григорьевна, доставайте иглы. Вот вата, вот спирт. Надо будет обработать.

      Я с трудом достала первую иглу. Руки у меня дрожали, я чуть не заплакала, представляя, какую боль эти иглы принесли Галине Дмитриевне. На юбке выступила кровь. Вторая игла сломалась, она была очень тонкой, и я с трудом вытянула кончик обломившейся иглы. Ещё три иглы, наловчившись, я вытащила уже быстрее.

      Потом приподняла юбку, приспустила колготки с трусишками, и моему взору предстал узкий, мускулистый зад Галины Дмитриевны. Не случайно у неё была кличка Сухая. Она действительно всегда была очень стройной, прямой, подтянутой.

      Раны кровоточили, казалось, дикие звери искромсали нежное тело. Кровь долго не останавливалась. Кое-как обработав ранки и вернув одежду на прежнее место, я снова спросила пострадавшую:

      – Кто это сделал, Галина Дмитриевна?

      – Не знаю. Сейчас будем выяснять. Мы их не выпустим, пока не признаются.

      – Может, инспектора по делам несовершеннолетних вызовем?

      – Сами разберёмся. Их надо жать, на место ставить. Иначе они нас на лопатки положат.

      Мы вышли в кабинет. Я суровым взглядом обвела зверят.

      – Кто подложил иголки на стул Галине Дмитриевне?

      Партизаны молчали.

      – Я ещё раз спрашиваю: кто подложил иголки на стул Галине Дмитриевне? Кто это сделал – признавайтесь!