История одного сражения. Екатерина Франк

– Кадеш, твердыня сыновей Хатти, с которой в свое время не смог совладать даже покойный Усирисети – молодые воины оживились в нетерпении, лучше всего выдававшем, сколь сильно приелось им вынужденное ожидание в тылу. Последние дни марша, казалось, длились бесконечно: им все мерещилось, что город вот-вот должен появиться в туманной дымке горизонта – и когда как-то утром один из старых воинов, указав новобранцам на едва заметную за блистающей полосой речной воды точку далеко впереди, объяснил уверенно, что это и есть Кадеш, среди них мгновенно раздались воодушевленные крики.

      К полудню точка разрослась до размеров крупного яблока; а когда солнечные лучи окрасили небо на западной стороне небосклона в алый цвет, стало возможно уже вполне ясно разглядеть и высокие стены города, и отливавший ярким серебром изгиб опоясывавшей его с северо-востока реки. И тут-то, как назло, войско Амон получило приказ остановиться и разбить лагерь. Конечно, иного не могло и быть: после трудного дневного перехода даже воинству живого бога требовался отдых, не говоря уже о том, что требовалось сперва получить донесения посланных правителем два дня назад вперед основных сил разведчиков – но объяснить это негодующим, оскорбленным в лучших своих чувствах юношам было непросто.

      Суди, как мог, урезонивал своих товарищей; выходило у него не слишком хорошо, но все же в его колонне, в отличие от остальных в том же отряде, царил относительный порядок. Любопытный Маду, вытянув шею и привстав на цыпочки – он вообще был плечистый, рослый и наблюдательный парень, из-за чего товарищи нередко просили именно его узнать, что именно происходит впереди – видел, как метался поставленный во главе их отряда командир Песемхет, то и дело вынужденный поднимать своего коня на дыбы, чтобы продолжавшие напирать на него новобранцы хоть немного сдали назад.

      – Эге! Вот ведь он пляшет, – бесхитростно ухмыльнулся Маду, тотчас получив несильную, исключительно для порядка данную ему Суди затрещину: командира Песемхета в отряде не слишком жаловали.

      Это был человек средних лет, начавший свою службу еще при отце молодого царя –назначение на нынешнюю свою должность он получил как раз во время первого похода того против сыновей Хатти, будучи в то время довольно молод для нее. Но затем что-то пошло не так. Слухи ходили разные: то ли сам Песемхет, всегда отличавшийся непростым нравом, неосмотрительно повздорил с кем-то из вышестоящих, а тот, в свою очередь, оказался злопамятен; то ли, добившись первого существенного успеха и начав ценить собственную жизнь, он перестал выказывать в бою прежнюю доблесть – никто из подчиненных его не знал наверняка.

      Впрочем, какова бы ни была причина, одно оставалось неизменным: назначенный на командование сотней воинов, выше Песемхет уже не поднялся – и с каждым годом имел все меньше возможностей изменить это. Отыгрывался он на нижестоящих: не столько стремился обучить их чему-то или поддержать постоянную боеготовность, сколько изводил непрерывными малозначительными