Ходящая по снам. Юлия Зубарева

покачнулся и, наверно, упал бы, не поймай его Лизавета за локоть.

      – Так дело не пойдет. Ты сам стоять можешь? Посиди пока тут. Милка! Охраняй!

      Коза только ухом дернула, что бдит. Подошла с деду, прилегла рядом, подперла теплым боком и крылом укрыла, как козленка маленького. Глянула со значением: «Иди, хозяйка, не дам старика в обиду».

      – Я сейчас, мигом. Туда и обратно, – выдернула из-за пазухи верные часики и рванула к бабуле. Здесь средства надо покрепче Лизиного сочувствия. Тут тяжелая артиллерия нужна.

      Маланья как знала. Встречала прям у крыльца:

      – Что, девонька? Беда какая? Я прилегла на полчасика, а чую, меня зовешь, сердце не обманешь.

      – Леший там совсем плох. Кошмар его держал, еле Милка справилась. На ногах не стоит, тощий, как селедка ребрами наружу. Что делать-то, баб Мил?

      – Что делать, лечить. Да вывести его ты ни к себе, ни ко мне не сможешь. Он сам лес и есть, корнями прирос к месту. Поесть я тебе сейчас соберу да отвара дам. Его чаща сама полечит, коли силы остались.

      – Да какие там силы, сама, наверно, видела, там от леса осталось всего ничего.

      – Ну-ну, девонька. Ты ж сама-то в своем праве. Ты во сне древам волю дай, пусть растут во снах своих, а через сны и наяву прирастать станут. Лексея Боровича, стало быть, устроить надо, чтоб тепло да сухо было. Походишь к старику, пока в себя не придёт. Вот, держи корзинку. Сама б уже готовить научилась, а то все бабуль да бабуль, – ворчала по привычке знахарка, провожая Лизу к калитке.

      На поляну привела та же шишка. Она в ладонях согрелась, просохла и стала топорщить чешуйки, открывая созревшие семена-самолетики.

      – Вот значит как. А не посадить ли нам свеженький лесок?

      Леший, пригревшись у козы под боком, тихонько сидел и уплетал пироги от Маланьи, запивая горячим отваром. Амалфея, даром, что кошмаром пообедала, поглядывала заинтересованно. Получила полпирожка и довольно прикрыла глаза, пережевывая. Лизавета ходила по полянке. Нашла палку, чертила бороздки поглубже и клала по одному семечку в землю.

      – Мне бы полить их чем? – обратилась к лесовику.

      – Дык родничок, поди, не зарос. Смотри, вот туда иди, – махнул рукой, ободрившись, дедок. Понравилась ему затея с еловыми посадками. Прям глаза загорелись. Допил отвар и крынку Лизе отдал. Родник не родник, одно название. Лужа под кустом. Пока листья отгребла, канавку прокопала, чтоб крынку можно было опустить, смотрит, а вода все прибывает.

      – Ну дела, – протянула Лиза. – Воду твою можно лить, не отравим?

      – И самой пить и деток поить. Сила в ней осталась, куда ж она денется. Это самого леса соки. Не бойся, черпай, ему полезно. Чем больше возьмешь, тем больше в другой раз будет.

      Ну, Лиза и раздухарилась. Под каждый росток проклюнувшийся по крынке налила. Умоталась, как лошадь ломовая. Последние тонкие елочки уже чуть не ползком поливала. А леший вставать начал. Борода драная завитками пошла. Ходит между елочками, по веткам гладит. Ласковые слова шепчет.

      – Ну вот,